– Глаза-то не закрывай, – сказал Карл. Она как можно быстрее отстреляла следующие пять пуль. Несколько раз продырявила матрас. – Ну, все ближе и ближе, – подзадорил он. Дал коробку с патронами. – Теперь ты заряжай, – достал сигару и закурил. Когда Сэнди попала в первую банку, то взвизгнула, как девочка, которая нашла пасхальное яйцо. В следующую промахнулась, потом попала опять.
– Неплохо, – сказал он. – Ну-ка, дай посмотрю.
Карл как раз снова зарядил пистолет, когда они услышали, что по проселку к ним быстро приближается пикап. Машина дернулась, остановилась в нескольких метрах, и оттуда вышел мужчина средних лет с худощавым лицом. На нем были синие выходные брюки, белая рубашка и начищенные черные туфли. Наверняка все утро проторчал в церкви, сидя на скамье с толстожопой женушкой, подумал Карл. Теперь собирается перекусить жареной курицей, задремать ненадолго, если старая кошелка заткнет говорилку хотя бы на пару минут. А наутро опять за работу, да притом с рвением. Как тут не восхищаться теми, кому хватает сил вести подобную жизнь?
– Кто дал вам разрешение здесь стрелять? – спросил мужчина. Грубый голос явно выдавал недовольство.
– Никто, – Карл огляделся и пожал плечами. – Бля, приятель, это же просто свалка.
– Это моя земля, чтоб вы знали.
– Мы просто искали стрельбище, вот и все, – сказал Карл. – Учу жену защищаться.
Мужчина покачал головой.
– Я не разрешаю стрелять на моей земле. Черт, парень, у меня же здесь скот. А кроме того, вы что, не знаете, что сегодня воскресный день?
Карл тяжело вздохнул и оглядел коричневые поля вокруг свалки. Ни одной коровы. Безграничным и неподвижным серым пологом нависало низкое небо. Даже на таком расстоянии от города в воздухе чувствовался едкий запах от бумажной фабрики.
– Ладно, намек понят, – он смотрел, как фермер возвращается к машине, качая седой головой, но вдруг окликнул: – Эй, мистер.
Фермер остановился и развернулся.
– Чего еще?
– Мне тут пришла мысль, – сказал Карл, делая к нему несколько шагов. – Не хотите, чтобы я вас сфотографировал?
– Карл, – начала Сэнди, но он жестом приказал ей молчать.
– На черта оно тебе надо? – спросил мужчина.
– Ну, я фотограф, – ответил Карл. – Просто подумал, что вы так и проситесь на снимок. Блин, может, в какой журнал продам. Я всегда смотрю во все глаза, чтобы не пропустить какой-нибудь замечательный типаж – вот вас, например.
Мужчина посмотрел на Сэнди – та стояла около универсала и как раз закуривала. Он не одобрял курящих женщин. Большинство курильщиц, каких он знал, были быдлом, но, решил он, откуда мужику, который зарабатывает фотографией, взять себе приличную? Поди знай, где он эту-то подобрал. Несколько лет назад фермер нашел у себя в свинарнике женщину по имени Милдред Макдональд, полуголую и тоже с раковой палочкой в зубах. Она ему сказала, как ни в чем не бывало, что ждет мужика, а потом пыталась завалить к себе в грязь. Он глянул на пистолет в руке у Карла, заметил, что тот не убирает палец с крючка.
– Лучше давайте уматывайте, – сказал мужчина, а потом быстро зашагал к машине.
– А то что? – спросил Карл. – В полицию позвонишь? – он бросил взгляд на Сэнди и подмигнул.
Мужчина открыл дверь и полез в кабину.
– Черт, парень, я с тобой и без продажного шерифа разберусь.
Услышав это, Карл было рассмеялся, но потом оглянулся и увидел, что фермер стоит за дверью пикапа и целится в открытое окно из винтовки. На обветренном лице расцвела широкая ухмылка.
– Ты сейчас про моего шурина говоришь, – голос у Карла сделался вдруг серьезным.
– Это кто? Ли Бодекер? – Человек повернул голову и сплюнул. – Я бы на твоем месте этим не хвастался.
Карл стоял посреди дороги и смотрел на фермера. Услышал за спиной скрип – это Сэнди села в машину и захлопнула за собой дверцу. На секунду представил, как поднимает пистолет и расправляется с ублюдком – настоящая дуэль. Рука слегка задрожала, и он глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Потом задумался о будущем. Всегда будет новая охота. Всего несколько недель – и они с Сэнди снова выйдут на дорогу. С тех самых пор, как подслушал разговор двух республиканцев в «Белой корове», он подумывал убить какого-нибудь волосатого. Если верить новостям, которые Карл в последнее время видел по телевизору, в стране назревали беспорядки; вот ему и хотелось посмотреть на них лично. Ничто не порадует его больше, чем увидеть, как вся эта параша вокруг сгорит синим пламенем. И Сэнди в последнее время начала питаться лучше, снова приходила в форму. Красота ее стремительно увядала – до стоматолога руки так и не дошли, – но пара-тройка урожайных лет в запасе у них еще оставалась. Незачем от этого отказываться только потому, что какой-то тупорылый фермер закусил удила. Как только Карл принял это решение, рука перестала дергаться. Он повернулся и зашагал к универсалу.
– И чтоб больше мне тут не попадались, поняли? – услышал Карл окрик, садясь на переднее сиденье и отдавая Сэнди ее пистолет. Заводя мотор, еще раз огляделся, но так и не увидел ни одной гребаной коровы.
Часть пятая
Проповедник
31
Время от времени, когда к ним слишком часто цеплялась полиция или становилось невмоготу терпеть голод, братья уходили в глубь континента, подальше от большой воды, которую так любил Теодор, чтобы Рой нашел работу. Пока Рой несколько дней или недель собирал фрукты, Теодор сидел в одинокой рощице или под каким-нибудь тенистым кустом и каждый вечер ждал его возвращения. От его тела теперь осталась одна шелуха. Кожа посерела, как шифер, зрение ослабло. Он без причин терял сознание, жаловался на резкие прострелы, от которых отнимались руки, и на тяжесть в груди, из-за которой иногда выблевывал свой завтрак, состоящий из колбасы и полулитра теплого вина, что Рой оставлял каждое утро, чтобы тот не скучал. И все-таки каждую ночь он пытался на пару часов оживиться, пробовал поиграть, хотя пальцы слушались уже не так, как прежде. Рой ходил вокруг костра с пузырем, пытаясь найти в себе слова, что-нибудь от сердца, а Теодор слушал и теребил струны. Некоторое время они репетировали свое триумфальное возвращение, а потом Рой падал на одеяло, вымотанный дневной работой в саду. Через минуту-две он уже храпел. Если везло, снилась Ленора. Его малышка. Его ангел. В последнее время он думал о дочери все чаще и чаще, но вернуться к ней пока что мог только во сне.
Как только затухал костер, снова налетали комары и изводили Теодора. Роя они совсем не трогали, и калека жалел, что у него не такая же кровь. Как-то ночью он задремал, сидя в коляске и положив гитару перед собой на землю – но проснулся от звона в ушах. Рой свернулся, как пес, с другой стороны огнища. Они уже две недели не снимались с этого места. Вокруг на высохшей траве виднелись остатки кала и рвоты Теодора. «Боже, пора подумать о переезде, – сказал тем вечером Рой, когда вернулся из магазина дальше по дороге. Он обмахивал лицо рукой. – Здесь уже душок». Это было несколько часов назад, в самую жару. Но теперь над головой Теодора ласкал листья холодный ветерок – даже сюда, за шестьдесят километров от моря, доносил он слабый запах соли. Теодор наклонился вперед и поднял винную бутылку, стоящую у ног. Сделал глоток, заткнул бутылку и посмотрел на звезды, раскиданные по черному небу, как мелкие осколки разбитого зеркала. Они напоминали блестки, которыми Блинчик мазал веки. Однажды вечером у Чаттахучи они с Роем всего на несколько минут проскользнули обратно в бродячий цирк, где-то через год после случая с мальчиком. Нет, рассказал им продавец хот-догов, Блинчика с ними больше нету. Встали, мол, как-то лагерем в Арканзасе у одного реднековского городишки, и однажды ночью он просто взял и пропал. Черт, мы уж полштата прошли на другой день, когда заметили, что его не хватает. Начальник сказал, что рано или поздно объявится, но так и не объявился. Вы же, парни, знаете нашего Брэдфорда, он мужик деловой. Говорит, Блинчик все равно уже был не такой смешной.
