Потом преподобный Тигардин тихо сказал что-то своей рыжеволосой жене, и она направилась прямиком к десертам, слегка запинаясь на высоких картонных каблуках, и там наполнила тарелки ватрушками с заварным кремом, пирогами с морковью и сахарным печеньем, которое испекла миссис Томпсон, а он тем временем отнес сковородку с куриной печенью к своему месту во главе одного из длинных фанерных столов, поставленных по сегодняшнему случаю перед алтарем.
– Аминь, – отозвалась паства. Кто-то казался смущенным, а другие – те, кто принес хорошее мясо, – довольно ухмылялись. Кое-кто поглядывал на Эмму, стоящую вместе с Ленорой у конца очереди. Почувствовав на себе взгляды, Эмма пошатнулась, и девушка подхватила ее за локоть. Эрвин поспешил к старушке от открытых дверей, у которых стоял, и вывел ее на свежий воздух. Посадил на траву под деревом, а Ленора принесла стакан воды. Старушка отпила и расплакалась. Эрвин похлопал ее по плечу.
– Ну, ну, – сказал он, – не переживай ты за этого толстобрюхого трепача. У него небось у самого в карманах пусто. Хочешь, я с ним потолкую?
Она промокнула глаза подолом выходного платья.
– За всю жизнь не было так стыдно, – призналась Эмма. – Так бы и заползла под стол.
– Отвезти тебя домой?
Она еще немного повсхлипывала, потом вздохнула.
– И что делать, не знаю, – глянула она на дверь церкви. – Он точно не тот священник, на какого я надеялась.
– Черт, бабуль, да какой из этого дурика священник, – усмехнулся Эрвин. – Этот ничем не лучше святош, которые клянчат денег по радио.
– Эрвин, не надо так говорить, – укорила Ленора. – Отца Тигардина здесь бы не было, если бы его сюда не послал Господь.
– Ну да, конечно, – он помог бабушке подняться. – Видела, как он уплетал печень за обе щеки? – пошутил он, пытаясь подбодрить Эмму. – Блин, да парень небось тыщу лет так хорошо не питался. Потому и прибрал себе всю сковородку.
33
Престон Тигардин лежал на диване в доме, который паства снимала для него с женой, и читал старенький университетский учебник психологии. Дом представлял собой квадратную коробку с четырьмя немытыми окнами и туалетом на улице в конце грунтовой тропинки, в окружении плакучих ив. В прохудившейся газовой плите оказалось полным-полно засохших мышиных трупиков, а от старой меблировки, которую ему предоставили, несло кошатиной, псиной или еще какой поганой тварью. Боже мой, судя по тому, как здесь живут, он бы не удивился, если и свиньей. Хотя священник провел в Коул-Крике всего две недели, он уже презирал это место. Тигардин пытался представить свое назначение в глушь каким-то духовным испытанием, ниспущенным прямиком от Господа, но в первую очередь это было дело рук его матери. О да, поимела она его роскошно, прямо раком поставила, старая крыса. Больше ни гроша на содержание, пока он не покажет свое усердие, сказала она, когда наконец узнала – на той неделе, когда готовилась к посещению его выпускной церемонии, – что он вылетел из библейского колледжа Сил небесных в конце первого же семестра. А потом, всего через день-другой, позвонила ее сестра и сообщила, что Альберту плохо. Как же, блин, вовремя! Мать без спросу послала сына добровольцем.
За все время учебы единственным приятным моментом оказался курс психологии, который вел доктор Филлипс. Кому вообще на хрен сдалась ученая степень из колледжа Сил небесных, в мире, где существует Гарвард и университет Огайо? С тем же успехом можно купить и получить диплом по почте в каком-нибудь заведении, которые рекламируются на последних страницах журналов с комиксами. Он хотел пойти в нормальный университет и учить право – но нет, только не на ее деньги. Она хотела, чтобы он сделался смиренным священником, как ее зять Альберт. Говорила, будто боится, что слишком его избаловала. Много чего она говорила, в основном всякий ебнутый бред, но хотелось ей на самом деле, как понимал Престон, чтобы он от нее зависел, чтобы был привязан к ее фартуку, чтобы вечно целовал ей зад. Он всегда разбирался в людях, их мелочных желаниях и стремлениях, – а особенно в девочках-подростках.
Первым его крупным успехом стала Синтия. Ей было всего пятнадцать лет, когда он помогал одному из учителей в «Силах небесных» окунуть ее во время крещения во Флэт-Фиш-Крик. Тем же вечером он трахнул эту субтильную сучку под розовым кустом на территории колледжа, а через год женился на ней, чтобы ее родители не совали нос в то, что он с ней делает. За последние три года научил ее всему, что, по его представлениям, мужчина способен сделать с женщиной. Сколько он на это угрохал часов – уже и не счесть, но зато выдрессировал, как собачку. Стоило только щелкнуть пальцами – и она уже слюнями исходила по тому, что он предпочитал называть своим «жезлом».
Он взглянул, как она лежит, свернувшись в нижнем белье на липком кресле, которое шло в комплекте с этой помойкой, на ее поросшую шелковистым волосом щелку, плотно обтянутую тонкой желтой тканью. Синтия щурилась, читая вслух по складам статью про группу Dave Clark Five в журнале «Хит-парадер». Однажды, думал он, придется научить супругу читать, если он оставит ее себе и дальше. В последнее время Тигардин обнаружил, что держится вдвое дольше, если его юные трофеи читают Священное Писание, пока он засаживает им сзади. Престон обожал, как они читают священный текст сразу перед тем, как взрывается его жезл, как начинают стонать и заикаться, выгибать спины, как пытаются не сбиться – потому что он может очень расстроиться, если они ошибутся. Но Синтия? Бля, да даже умственно отсталая второклассница из самой глухой дыры в Аппалачах читает лучше! Каждый раз, когда мать вспоминала, что ее сын, Престон Тигардин, с четырьмя годами курсов латыни за спиной, женился на безграмотной дурочке из Хохенвальда, у нее чуть не случался нервный срыв.
Так что это спорный вопрос, оставлять Синтию или нет. Иногда он смотрел на нее и секунду-другую даже не мог вспомнить, как ее зовут. Распотрошенная и ошалевшая после множества экспериментов, она, когда-то свежая и упругая, теперь превращалась в поблекшее воспоминание – как и возбуждение, которое она когда-то в нем вызывала. Но самой главной претензией к Синтии было то, что она больше не веровала в Иисуса. Престон мог стерпеть что угодно, только не это. Ему было нужно, чтобы женщина верила, что во время соития с ним совершает грех, что подвергает себя непосредственной опасности угодить в ад. Разве может возбудить тот, кто не имеет понятия об отчаянной битве добра и зла, целомудрия и похоти? Каждый раз, когда Престон трахал какую-нибудь девицу, он чувствовал свою вину, чувствовал, будто тонет в вине, хотя бы одну долгую минуту. Это чувство было для преподобного Тигардина доказательством, что у него еще есть шанс попасть в рай, каким бы ни был порочным и жестоким: главное – отречься на последнем издыхании от своей низменной блудливой жизни. Все сводилось к вопросу времени, отчего возбуждало еще больше. Но Синтии стало все равно. Сегодня трахать ее – все равно что совать жезл в бездушный жирный пончик.
Зато взять эту девчонку Лаферти, думал Престон, переворачивая страницу в учебнике по психологии и потирая привставший под пижамой член. Господи, вот это всем верующим верующая. Прошлые два воскресенья в церкви он пристально к ней приглядывался. Да, смотреть там не на что, но в Нэшвилле ему попадалось и что похуже, когда он на месяц пошел волонтером в приют для бедных. Престон потянулся, достал из пачки на кофейном столике крекер и засунул в рот. Подержал на языке, как облатку, чтобы он растаял, превратился в сырую безвкусную кашицу. Да, мисс Ленора Лаферти сойдет – по крайней мере, пока он не доберется до одной из девчонок Ристеров. Он еще вызовет улыбку на этом печальном скорченном личике, когда снимет с нее выцветшее платьице. Если верить церковным сплетням, когда-то ее отец был в этом округе священником, но потом – по крайней мере, как рассказывают, – убил мать девочки и исчез. Оставил бедняжку Ленору совсем малюткой с той старушкой, которая так распереживалась из-за куриной печени. С этой девчонкой, предвидел Престон, будет все очень просто.
