Он проглотил крекер, и вдруг по его телу пробежала искорка счастья – от белобрысой макушки до самых пяток. Слава богу, слава богу, что столько лет назад мать решила сделать из него священника. Сколько же здесь ждет юного свежего мяса, если правильно разыграть карты. Старая кошелка каждое утро завивала ему волосы, учила гигиене и заставляла репетировать различные выражения лица перед зеркалом. Учила с ним каждый вечер Библию, возила по разным церквям и красиво одевала. Престон ни разу не играл в бейсбол, зато умел по собственному желанию вызывать у себя слезы; ни разу не ввязывался в драку, зато разбуди его посреди ночи – и прочтет наизусть всю Книгу Откровения. Так что да, черт возьми, он исполнит матушкину волю, поможет пока ее больному унылому зятю, поживет в этой развалюхе и даже притворится, что ему нравится. Видит Бог, он ей еще покажет «рвение». А потом, когда Альберт опять встанет на ноги, потребует денег. Наверняка придется ее обмануть, подкинуть какую-нибудь брехню, но пока эта мысль вызывает в нем хотя бы укол совести – все хорошо. Что угодно, лишь бы попасть на Западное побережье. Вот что стало его новой навязчивой идеей. В последнее время он столько слышал по новостям. То, что там творилось, нужно было видеть лично. Свободная любовь и беглые девчонки, живущие на улицах, с цветами в спутанных волосах. Для такого одаренного человека, как Престон, они казались легкой добычей.
Престон заложил страницу старой дядиной пачкой из-под табака и закрыл книгу. «Файв Бразерс»? Господи, кем надо быть, чтобы уверовать в такую хрень? Он чуть не рассмеялся Альберту в лицо, когда старик сказал, будто эта пачка имеет целительную силу. Престон взглянул на Синтию – та уже задремала, с подбородка свесилась ниточка слюны. Щелкнул пальцами, и ее глаза распахнулись. Она нахмурилась и попыталась опять закрыть глаза, но тщетно. Сопротивлялась как могла, но все-таки поднялась с кресла и встала на колени перед диваном. Престон стянул пижамные штаны, раздвинул толстые волосатые ноги. Когда она заглотила его жезл, преподобный Тигардин произнес про себя молитву: Господи, даруй мне полгода в Калифорнии – и потом я вернусь домой и исправлюсь, осяду с добрыми людьми, клянусь могилой матери. Он надавил Синтии на затылок, услышал, как она давится и захлебывается. Потом мышцы ее горла расслабились, и она перестала сопротивляться. Он держал, пока от нехватки воздуха лицо у нее не стало алым, а потом и лиловым. Ему это нравилось, просто чертовски. Вы только гляньте, как она старается!
34
Однажды по дороге домой из школы Ленора зашла в церковь Святого Духа в Коул-Крике. Передняя дверь была раскрыта нараспашку, а в тени – так же, как вчера и позавчера – стояла древняя английская спортивная машина священника Тигардина, подарок его матери по случаю поступления в колледж Сил небесных. Стоял теплый майский денек. От Эрвина она спряталась – следила украдкой из окна школы, пока он не бросил ждать и не уехал без нее. Вошла в церковь, подождала, пока глаза привыкнут к полумраку. Новый священник сидел на одной из скамей, у середины прохода. Похоже, молился. Она подождала, пока он не скажет «аминь», а потом медленно двинулась вперед.
Тигардин почувствовал ее присутствие за спиной. Он терпеливо поджидал Ленору уже три недели. Почти каждый день приходил в церковь и открывал дверь ко времени, когда заканчивались уроки. В большинстве случаев она проезжала мимо на дерьмовом «бел-эйре» со сводным братом или кем он там ей приходился, но раз или два он видел, как она возвращается домой одна. Тигардин услышал тихие шаги по полу из необработанного дерева. Когда она подошла ближе, уловил фруктовый запах «Джуси Фрут» изо рта; когда речь заходила о девицах и их запахах, у него просыпалась чутье, как у гончей.
– Кто здесь? – вскинул он голову.
– Это Ленора Лаферти, отец Тигардин.
Он перекрестился и повернулся к ней с улыбкой.
– Вот это сюрприз, – сказал он. Потом присмотрелся тщательнее. – Девочка, да ты, кажется, плакала.
– Это ничего, – покачала головой Ленора. – Это все школьники. Любят дразниться.
Миг он смотрел мимо, подыскивая подходящий ответ.
– Да они, подозреваю, просто завидуют, – сказал он. – Зависть пробуждает худшее в людях, особенно в неокрепших юных душах.
– Нет, сомневаюсь, что они завидуют.
– Сколько тебе, Ленора?
– Почти семнадцать.
– Помню себя в этом возрасте, – сказал он. – Вот он я, преисполненный верой, и все вокруг подкалывают день и ночь. Ужас, какие только мысли не посещали голову.
Она кивнула и села на скамью на другой стороне прохода.
– И что же вы сделали?
Он пропустил мимо ушей вопрос, будто бы погрузившись в мысли.
– Да, тяжелое было время, – сказал он наконец с долгим вздохом. – Слава богу, оно закончилось, – тут он опять улыбнулся. – Ты никуда не торопишься в следующие пару часов?
– Нет, не очень, – сказала она.
Тигардин встал, взял ее за руку.
– Что ж, пожалуй, тогда нам с тобой пора прокатиться.
Двадцать минут спустя они припарковались на старом проселке, который Престон приглядел еще с самого прибытия в Коул-Крик. Когда-то тот вел на сенокос где-то в миле от большой дороги, но теперь все здесь заросло джонсоновой травой и чапыжником. За последние две недели он видел здесь только свои колеи. Самое то, чтобы безнаказанно возить девушек. Заглушил машину, помолился, потом положил теплую мясистую ладонь Леноре на колено и сказал ей то, что она хотела слышать. Черт, все равно они хотят слышать примерно одно и то же, даже те, у кого только Иисус в голове. Он бы и хотел, чтобы она покобенилась побольше, но с ней оказалось настолько просто, насколько он и предвидел. Однако несмотря на простоту и богатый опыт в этом деле, все время, пока Престон ее раздевал, он слышал каждую пташку, каждое насекомое, каждого зверя в лесах как будто на целые мили вокруг. В первый раз с новенькой всегда было так.
Когда Престон закончил, поднял с пола ее серые поношенные трусики. Вытер с себя кровь и отдал девушке. Прихлопнул муху, жужжащую у паха, потом натянул коричневые брюки и застегнул белую рубашку, наблюдая, как она пытается влезть обратно в длинное платье.
– Ты же никому не расскажешь? – спросил он. Он уже жалел, что не остался дома читать учебник по психологии, а может, даже попробовать подстричь траву газонокосилкой – ее Альберт прислал после того, как Синтия наступила на черного полоза, свернувшегося перед туалетом. К сожалению, Престон был не из тех, кому легко дается физический труд. Одна мысль о том, чтобы толкать эту газонокосилку по каменистому двору, вызывала легкое головокружение.
– Нет, – сказала она. – Ни за что. Обещаю.
– Это хорошо. Кое-кто может не так понять. И я искренне верю, что отношения прихожанина со священником должны оставаться личными.
– А вы говорили по правде? – спросила она робко. Он попытался вспомнить, какой бред ей впари-вал.
– Ну конечно же, – у него пересохло в горле. Может, съездить до Льюисберга и хлопнуть холодного пивка за то, что вскрыл очередную девственницу? – Когда мы закончим, – пообещал он, – мальчишки в школе глаз от тебя не смогут отвести. Некоторым девочкам просто приходится помочь расцвести, вот и все. Но я же вижу, ты из тех, кто с возрастом становится только красивее. Благодари за это Господа. Да уж, впереди вас ждет славное будущее, мисс Ленора Лаферти.
