– Или съедали чудовища.
– Надя, мы их встретим достаточно на своем пути. Не надо так радоваться этому.
Она пожала плечами. Все равно их впереди ждала только смерть. Так что оставалось надеяться, что она окажется интересной.
– Мы выберемся отсюда, – тихо сказал он, но на его лице виднелась неуверенность.
– Нет, не выберемся. На нас лежит проклятье темного рока. Но, прошу, не теряй свой впечатляющий оптимизм, он так прекрасно тебе подходит.
Вздохнув, Малахия вытер руки и предплечья, а затем слегка коснулся пальцами стены. И в тот же миг десятки чернильно-черных глаз распахнулись на его руке, шее и лице. Он сразу же отдернул руку и тихо зашипел сквозь зубы.
– Это действительно того стоит? – прошептал он.
«Стоило ли это возможности показать Транавии, что они больше не смогут навредить Калязину своей магией? – задумалась Надя. – Стоило ли это прекращения войны? Стоило ли это возвращения благосклонности богов?»
Да!
Но она не думала, что он разговаривал с ней. И все же встретилась взглядом с его светло-голубыми глазами и кивнула.
– Можем подождать до утра? Я бы предпочел не взламывать это сейчас.
Его беспокойство не удивляло. Вдобавок уже стемнело, и Надя прекрасно все понимала. Ведь ее шутки о чудовищах были не так далеки от истины. Она даже не представляла, с чем они могут столкнуться на другой стороне. К тому же чудовища оказались здесь ужасными и реальными… А ей не хотелось терять Малахию сейчас.
Надя протянула ему книгу заклинаний. Он пристегнул ее к поясу, а затем уселся рядом и взял ее испорченную шрамами руку. Почерневшие вены не расползались дальше, но выглядели усохшими. Малахия осторожно провел указательным пальцем по ее шраму. С разговора в монастыре он выглядел очарованным ею, но Надя до сих пор не понимала, чем это вызвано. К тому же после того, как они вышли с поляны, боль стала не такой сильной. Может, ее и правда вызывал тот факт, что Надя отказывалась от силы. Может, использование силы никак не навредит ей. Но… она и сама не понимала, действительно ли верит в это.
– На той поляне стояло очень много статуй, – заметил он.
И почему он выбрал тему, на которую Наде совершенно не хотелось говорить?
– Много, – согласилась она.
Вероятно, он был прав. Видимо, существовало какое-то писание о Вознесении, о котором калязинцы не говорили. Если вообще знали о нем.
– Если ты продолжишь говорить с таким самодовольством, я не стану с тобой разговаривать, – сказала она.
Самодовольства на его лице слегка поубавилось.
– Ты же сам сказал, что заклинание не сработало, – напомнила она. – К тому же твоей статуи нет на той поляне.
– Но могла бы быть там. Мы же не знаем, откуда они взялись.
– А разве это имеет значение?
– Да, потому что ты так носишься с двадцатью из них. Лишь с двадцатью существами на той поляне. А как же остальные?
– Видимо, за долгие годы церковь…
– Мы сейчас говорим не об апокрифических текстах, Надя.
Она откинулась назад и уперлась руками в землю рядом с его руками. Малахия слегка передвинул ладонь и накрыл ее пальцы, отчего лицо Нади загорелось. Но его взгляд оказался направлен на стену.
– Думаю, мы смотрим на все не с той стороны, – задумчиво произнесла она.
– Мы?
Ее лицо загорелось еще сильнее. Боги, она ненавидела этого несносного парня.
– Да, Малахия. Ты оказался офигенно прав насчет связи между силами и божественностью.
Он так лучезарно ей улыбнулся, что у нее заныло в груди. Надя очень давно не видела, чтобы он так улыбался.
– Я так мечтал это услышать. Спасибо.
– Не обольщайся. Я все еще считаю, что ты ошибался насчет того, что эта связь подрывает концепцию божественности.
– Как думаешь, почему остальных выгнали из калязинского пантеона?
Этого Надя не знала. Но не сомневалась, что существовали тексты об этих богах и о том, что с ними случилось. Катя смогла собрать информацию по крупицам – ну или не совсем уж крупицам, – но ее скрывали от Нади. Неужели церковь опасалась, что она начнет искать их? С какой стати ей это делать? Если бы она не получила от Кости подвеску, сдерживающую Велеса, то никогда бы не узнала о них.
Если только… эта встреча не была предрешена.
Надя посмотрела на свою руку.
– Не думаю, что это имеет значение.
Малахия тихо рассмеялся.
– Ты такая упрямая. Как это может не иметь значения?
– Боги все еще здесь. И я могу с ними разговаривать.
Малахия скривился, а Надя закатила глаза. Ну да, она слегка лукавила, но даже если они не хотели общаться с ней, все равно следили за происходящим в мире.
– Так что произошло на поляне? Что ты делала?
Она развеяла монстра на куски, используя свои силы.
– Не знаю, – ответила она.
– Это уже второе проявление невероятного количества магии. Интересно, всегда ли ты обладала такой силой, но не пользовалась ей, потому что сдерживала себя?
– И на то существовали веские причины!
Она погубила так много людей в момент божественного… ну… наслаждения? Надя старалась не вспоминать, насколько приятно оказалось использовать такое количество силы, даже если ей не удавалось удержать ее под контролем.
– Я не знаю, кто я такая. Я думала…
Она и сама не знала, что думать. Если бы она всегда обладала подобной силой, то уже давно закончила бы войну. Хотя это не совсем так. Не имело значения, на чьей стороне больше силы. Ведь если бы оказалось важно лишь это, то Транавия бы давно стерла Калязин с лица земли.
Малахия молчал. Его длинные пальцы медленно скользили по ее волосам. Нащупав булавки, которые удерживали косу вокруг головы, он аккуратно вытащил их и расплел локоны. Волосы светлыми волнами рассыпались по плечам, и он пропустил прядь волос сквозь пальцы.
– Надежда Лаптева, – задумчиво произнес Малахия.
Она вздрогнула, услышав в его голосе что-то, чему не могла подобрать определения. Надя собиралась предать его. И не имело значения, чего хотело ее сердце… Хотя крошечная часть ее желала, чтобы Малахия страдал за то, как поступил с ней.
– Я уже как-то говорил тебе, что ты можешь улучшить этот мир или разорвать его на куски, – тихо сказал он. – И все еще верю в это.
– Многое должно было измениться, – сказала Надя. – Но ты…
– Я сделал то, что считал необходимым, – ответил он. – Но это мало что изменило.
Она приподняла бровь. Очередная ложь.
– Да на твоем теле постоянно открываются дополнительные глаза, Малахия, и ты заявляешь, что не изменился?