Письмо все еще лежало на дне рюкзака. Но Париджахан старалась не думать о нем. Она хотела выяснить, что произошло с Малахией, но он вряд ли мог ей чем-то помочь. Да и как ни странно, он хотел, чтобы она поступила правильно.
Этот мальчишка – сплошная загадка.
Но если она решит поступить правильно, то ей придется столкнуться лицом к лицу со своей семьей. Придется проверить на прочность хрупкое перемирие, которое возникло только благодаря тому, что Париджахан сбежала из дворца посреди ночи и больше никогда не возвращалась в Аколу. Придется опять подчиняться семье, которая скорее желает казнить ее, чем передать управление Травашем. Да она и сама не хотела править.
Но если она не вернется, то Акола погрязнет в гражданской войне, которая бушевала на ее границах десятилетиями. Так что на одной чаше весов стояла ее страна, а на второй – ее личная свобода.
И общение с Малахией и Надей только все усугубляло. Ведь они оказались теми людьми, которые готовы умереть за свои страны. А у Париджахан никак не получалось ощутить подобные чувства. Возможно, это эгоизм, но она не могла стать такой же, как друзья, которых ей посчастливилось обрести в этой холодной и жестокой стране.
Рядом раздался шлепок, и Париджахан тут же напряглась. Она по глупости ступила в этот лес, думая, что в этом магическом месте, по крайней мере, ее спутникам ничего не станет угрожать.
Порывшись в рюкзаке, она нашла письмо, а затем вновь перечитала его, хотя слова уже давно отпечатались в памяти.
Закончив, Париджахан быстро скомкала его и бросила в болото. Вода тут же окутала комок бумаги, а чернила растеклись по мутной глади. Она поднялась на ноги. Ей предстояло отыскать остальных.
38
Надежда
Лаптева
«Мир, к которому они стремятся, наполнен сломанными костями и кровью… реками крови».
Волхожникон
На развалинах Болагвои остались лишь площадка с алтарем и источник, где те, кто приходил до нее, просили о потерянном благословении. Надя думала, что ей предстоит подойти к алтарю, а затем попросить прощения за свои грехи и вернуть то, с чем она жила всю свою жизнь.
Но вместо этого ей предстояло принять божественные силы.
Надя не стала останавливаться. Она продолжала идти даже ночью. Даже когда вокруг стало так темно, что едва удавалось что-то различить. Даже когда ее тело начало слабеть от усталости. Она стремилась как можно скорее добраться до цели и получить ответы. Получить прощение. Обрести покой. Ведь что угодно могло измениться.
Под ногами хрустел подлесок. А Марженя тянула ее к центру леса, к горам. Да и кто она такая, чтобы возражать? Всего лишь сосуд для исполнения воли богов. Разве у нее было другое предназначение? Разве она могла похвастаться чем-то еще?
Нет, нет и нет.
Поэтому Надя продолжала идти. Но каждый раз, стоило ей закрыть глаза, перед ними возникал образ Малахии с кинжалом в груди. И его глаза, в которых светилось предательство, прежде чем они потускнели, потемнели и закрылись.
А ведь она практически не колебалась.
На что еще она способна пойти? Неужели Малахия так мало для нее значил?
Он был для нее всем. И ничем. Ее раздирали тысячи сомнений, но все они перекрывались желанием двигаться вперед. Только вперед.
Но Надя все еще чувствовала кровь на своих руках. Теплую. Малахии. Вот только она принадлежала калязинскому чудовищу. Да и сколько времени пройдет, прежде чем Малахия сам набросится на нее, а ей придется давать отпор?
Правда, она сомневалась, что сможет это сделать снова. Нет, она никогда не сможет этого сделать.
Она не знала, что уготовано для них в будущем. Ведь теперь на них висел темный рок. Возможно, это самое худшее, что могло с ними случиться. А может, худшее еще впереди.
Калязинские чудовища больше не нападали на нее, словно их удерживала в стороне чья-то более сильная воля. Но она встречала их. Лешего, сидевшего на камне для жертвоприношений и провожающего ее взглядом. Огромного и первозданного медведя, который неуклюже пробирался сквозь лес в том же направлении, что и она. К горе. Все ближе и ближе к горе.
Сейчас ею владело лишь желание поскорее добраться до горы. Обители богов. Источника божественных сил.
Навьей пасти.
Надя подавила страх, потому что он порожден транавийскими сказаниями, а не ее знаниями. Она была калязинкой и благословлена богами. И хотя они могли лишить ее этого, Надя не собиралась сдаваться.
Она ползет обратно к своей богине.
Она сокрушила парня, которого любила. Вонзила кинжал ему в сердце. И он все еще скитался по этому лесу, оставаясь, наверное, самым опасным чудовищем среди всех. Вдобавок Надя оставила его разбираться со всем произошедшим самостоятельно, потому что впереди ее ждали великие свершения.
Но сначала ей следовало добраться до Болагвои. Так что ей оставалось лишь переставлять ноги и идти вперед.
Серефин
Мелески
Это пожирало его.
Ему как-то удалось добраться до того места, куда его вел Велес, и тяга в груди стихла. Порой на мгновение ему удавалось рассмотреть мрачный и темный лес, прежде чем деревья сменялись костями.
Серефин опустился на землю от усталости. Он так долго сопротивлялся. И ему хотелось лишь спать. Да и что плохого случится, если он уснет? Ничто не причинит ему вреда – он нужен богам, нужен для того, чтобы разбудить тех, кто так долго спит.
Так что Серефин лег.
Лес изголодался. Он понимал, кто вошел в него. Знал, что те огромные силы, что таились внутри, вокруг, между и под его деревьями, строили грандиозные планы относительно тех мелких козявок, что недавно пересекли его границы. Но Серефин не понимал, как он мог чувствовать лес. Он закрыл глаза и даже не заметил, как его руку начал обрастать мох. Как корни деревьев оплели его ноги, прижимая все ближе и ближе к мягкой земле. И вдруг он ощутил голод, исходящий от всего, что его окружало. Царапающий, нестерпимый голод пожирал Малахию изнутри. Подобную боль испытывало каждое существо, называющее себя богом, считающее себя старше самой земли. Она рождалась желанием чувствовать себя нужным и желанным, а также стремлением помочь, несмотря на то, что они находятся далеко и могли лишь высказывать свою волю, переживать и терпеливо ждать.
Мох расползался по руке Серефина.
И именно этот голод сейчас охватил молодого короля. Он ощущался так неестественно, так чуждо. Но на секунду он осознал, каково быть Надей, кем-то, кто принимает свое положение в иерархии силы, которая настолько обширна, что в ней сложно разобраться.
Он осознал, каково быть Малахией, который жаждет большего и пытается расставить все части по местам, чтобы потом понаблюдать, как они падают. Который всячески стремился стать кем-то сильнее смертного, кто знал эту боль, но все же не отступал и продолжал смотреть, как все рушится на землю, в надежде, что стоит продвинуться немного вперед, как все будет в порядке.
