Но это… То, что происходило сейчас, не укладывалось в голове. И внезапная мысль, что он слишком похож на своего отца, показалась тревожно близкой к истине. Может, безумие – это рок, которого он не сможет избежать?
Ему потребовалось невероятно много времени, чтобы признать, что он оказался совершенно один. Но раз это правда, то где находились остальные? И куда попал он?
Разочарование и злость, которые он испытывал к Остии и Кацперу, теперь казались такими мелочными. Ему не следовало придираться к ним. Остия хотела лишь помочь, и не ее вина, что он оказался такой развалиной. А Кацпер… Он… Кацпер заслуживал лучшего. Паника все усиливалась, но Серефин столько ужасов повидал в жизни, что не собирался сдаваться. Только страх, что он не выдержит, все же преследовал его.
Он открыл здоровый глаз – ничего не изменилось. Серефин по-прежнему находился в лесу.
– Вот дерьмо, – выругался он.
Встав, он попытался понять, в каком направлении находится восток, но через несколько минут все так же разочарованно смотрел на лесную чащу, которая выглядела настолько однообразной, что не удавалось заметить и намека на признаки нужного направления.
«Я пережил столько битв не для того, чтобы погибнуть в лесу», – с горечью подумал он.
«Конечно, нет».
Серефин едва не подпрыгнул, когда услышал тонкий, пронзительный голос, прозвучавший рядом с ним. Голос, который он привык слышать лишь в своей голове. Он медленно повернулся, страшась того, что может увидеть.
Неподалеку от него возвышалась высокая фигура в черном одеянии, на шее которой висела веревка с челюстями. Серефин сомневался, что перед ним стоял человек, потому что вместо головы у него оказался череп оленя, с поломанных рогов свисал мох, а на месте глаз виднелись черные провалы. Из одной глазницы в другую медленно переползал паук, плетя паутину в этом пустом и холодном пространстве. Вдобавок ко всему от фигуры веяло могильной гнилью.
Череп приподнялся, будто существо всматривалось в кроны листьев над головой.
– Я так устал от транавийских лесов, – проговорил он.
Серефин подавил судорожный вдох. Неужели они находились не в Транавии?
Но как такое возможно?
– Не слишком ли я преувеличу, предположив, что оказался здесь по твоей вине? – слова прозвучали заносчиво, хоть Серефин догадывался, что разговаривал с… богом?
Существо подняло руку с длинными тонкими пальцами с обломанными и поврежденными когтями, а затем прижало ее к своей груди.
– Моей? Нет, дорогой мальчик, ты пришел сюда сам.
– А ты… не вызываешь никакого благоговейного трепета для бога, – сказал Серефин, полностью игнорируя эти немыслимые откровения.
Разве у смертных не должны слепнуть глаза при одном взгляде на бога? Разве калязинцы не считали облик богов настолько прекрасным, что даже на иконах изображали их редко? Может, Серефин ошибался?
– Я не бог. Когда-то – возможно, но сейчас, после и между, я скорее сущность перемен, хаоса и мертвых, которые выжидают под поверхностью.
Озноб страха пробежал по спине Серефина. Если этот разговор будет похож на беседу с Пелагеей, то ему бы хотелось поскорее его закончить.
– Боги другие, в этом ты совершенно прав. Они постоянно изменяются и перемещаются, никогда не задерживаясь в настоящем, они живут в будущем, в прошлом и где-то еще, в совершенно другом месте. Уж они-то могут убить такого смертного, как ты, одним взглядом. Ну… – Существо замолчало, и Серефин почувствовал, как эти зияющие черные глазницы уставились на него. – Может, не такого, как ты. Они скорее выжгут лишь один твой глаз и сохранят другой. Но никто не остается невредимым. Никто не уходит без изъянов.
– Не понимаю, – в отчаянии прошептал Серефин.
– Ты готов помочь мне? Готов сделать то, о чем я попрошу? Ведь это такая малость.
Серефин нахмурился.
– Ах, еще нет. Всему свое время. Я понимаю. Я терпелив, гораздо терпеливее мальчишки нескольких десятков лет от роду, который шатается по миру, считая себя самым умным. Я переживу тебя, дитя мое. Как пережил многих других.
– Я бы быстрее принял решение, если бы знал, о чем меня попросят.
– Какой дерзкий.
– Многие так говорят.
– Пойдем, – сказало существо и, махнув скрюченной рукой, направилось в глубь леса.
Серефин чувствовал, что постепенно сходит с ума. Сколько времени он провел здесь? Лес оставался все таким же темным, а на горизонте не виднелось и луча рассветного солнца.
Единственное, о чем он сожалел, так это о том, что, скорее всего, умрет здесь, так и не помирившись с Остией и Кацпером. Сейчас Серефину безумно сильно хотелось, чтобы они оказались рядом. Кацпер бы жаловался, что эта затея оказалась провальной, а Остия попыталась бы его отвлечь. Он так ужасно повел себя с ними. Серефин все больше и больше походил на своего отца, чего ему совершенно не хотелось. Что угодно, но только не это.
– Куда мы идем? – выдавил он сквозь участившееся дыхание, пока пытался догнать удаляющуюся фигуру. – И может, ты уже скажешь мне свое имя?
Существо остановилось и повернулось, когда Серефин подошел слишком близко. Чувство зловещего, сводящего с ума одиночества, такого мрачного и чужого, давило на грудь, вжималось в ребра и отдавалось в сердце с такой силой, что ему пришлось отступить на пару шагов.
– Ты готов помочь мне? – вновь поинтересовался он, и в этот раз его пронзительный голос показался более приятным.
– Нет.
Существо молча развернулось и направилось дальше.
– Ты не можешь вынудить меня следовать за тобой! – раздраженно воскликнул Серефин.
Но именно это и происходило. Он усмехнулся, стараясь подавить зашкаливающую панику, но понял, что уже не в силах сопротивляться ей.
– Что ты знаешь о калязинских клириках, транавиец?
Серефин споткнулся, услышав слова бога, который, по-видимому, не считал себя богом. Он знал столько же, сколько любой из транавийцев. К тому времени, как его отослали на фронт, всех клириков – ну, кроме одного – поубивали, так что судьба Калязина висела на волоске.
И хотя за это время он хорошо узнал Надю, но даже не представлял, как действует ее сила. А то, что она продемонстрировала во время поединка с Фелицией, не походило ни на одну из магий крови, которую видел Серефин. К тому же она воспользовалась ей в Транавии, куда, по общему мнению, боги не могли пробиться. Разве клирикам не приходится взывать к богам, чтобы получить силу? В этот момент Серефин понял, что не видел, как Надя колдовала, с ночи в соборе Стервятников.
Что это означало? Почему почернел шрам на ее ладони?
Серефин разбирался в магии крови. И его никогда не интересовали другие виды колдовства.
Если честно, он предоставил Наде слишком много свободы лишь на основании того, что она сделала для его страны. И он не испытывал желания наказывать ее за то, что она сорвала якобы существовавшую завесу, ведь не появилось никаких признаков приближающегося божественного суда.
