Надя прижала большой палец поврежденной руки к бусине Маржени. Что, если в этом шраме и кроется корень всех ее проблем? Вдруг Маржене удастся убрать его и все вернется на круги своя?
Наивная и глупая мысль. Ничего уже не вернется назад.
Или вдруг ответом станет убийство Малахии? Или Серефина?
Уничтожение двух удивительных и полных жизни юношей, которых Надя считала очаровательными лишь потому, что они не укладывались в мировосприятие, которое ей прививали всю жизнь? Как бы сильно в ее душе ни пылала ненависть к ужасам, творимым транавийцами, она считала это неправильным. Надя пожалела, что у нее нет Писания. Ей хотелось привести мысли в порядок. А Костя вряд ли с этим поможет, особенно когда Малахия здесь. Да и Косте хотелось говорить лишь о трагедии.
Вечером он придет, чтобы забрать ее, но она разочарует его. Надя не собиралась бежать. Сначала ей необходимо разобраться в себе и вновь отыскать свой путь. Поэтому храм и горы – единственное место, которое могло помочь ей в этом. Не девушке из монастыря, а клирику Калязина – и богов, – которая знала, во что она верит и на что способна. Той, кто мог подтолкнуть эту дурацкую бесконечную войну к завершению.
Раньше это не сработало. Но возможно, у нее появится второй шанс.
Костя проскользнул в комнату, и на его лице отразилась растерянность из-за того, что она просто сидела на кровати. Надя приложила палец к губам и покосилась на Париджахан. Надев четки, она встала на ноги и потащила его за собой в общую комнату.
– Что ты делаешь? Нам пора уходить! – Его голос звучал так угрожающе, что это напугало ее.
– Ты меня не услышал, – сказала она. – Я не пойду с тобой, Костя.
Его лицо помрачнело.
– Да что с тобой?
Она печально посмотрела на него. Наде просто хотелось, чтобы он увидел, чего она пытается добиться, несмотря на уступки, на которые ей приходится идти. А еще она опасалась, что он никогда не забудет о ее отношениях с транавийцами.
– Я старался не обращать внимания на то, что видел раньше, но… тебя явно околдовали. Я…
Он замолчал, когда Надя вскинула руку со шрамом.
– Может, он и чудовище, но зато разбирается в магии. А что бы ни находилось здесь, это точно связано с ней.
Костя обхватил Надину ладонь, и на его лице отразился ужас и отвращение, после чего он тут же отбросил ее руку.
– Это ты… – тихо сказал он.
– Костя…
– Они добрались до тебя. Меня предупреждали. Боги, они говорили мне, что ты будешь слишком восприимчива. Говорили, что ты усомнишься.
Он принялся расхаживать по комнате.
– Кто тебя предупреждал?
Женщина, что отдала ему кулон?
Но он лишь покачал головой.
– Мне не следовало отпускать тебя. Я все испортил.
– Ты?
– Ты должна была отправиться на запад! Должна была послушать богов! А не какого-то монстра, который сотворил это… – он с отвращением обвел ее рукой, – …с тобой.
– Должна, – решительно сказал Надя. – Но мы никогда не обсуждали окончательного плана. Предполагалось, что мне следует отправиться к ближайшему военному лагерю, но, когда на монастырь напали, я оказалась посреди горного леса, кишащего транавийцами. Поэтому сделала то, что должна была сделать.
– И лучше бы ты этого не делала, – пробормотал Костя.
Она отшатнулась. От ее сердца откололся маленький кусочек. Он больше не видел ее. Надя стала для него всего лишь результатом ее собственных ошибок.
– Ты не можешь думать так.
Но он ничего не ответил.
– Костя, кто тебе сказал, что я усомнюсь?
– Разве это имеет значение?
«Просто огромное», – подумала она. Мысль о том, что существует еще какой-то великий план, о котором она пока не знала, приводил Надю в ужас.
Она закрыла глаза и выдохнула.
– Если хочешь, чтобы я сказала тебе правду, пообещай, что выслушаешь меня.
– Да что еще ты можешь мне сказать? – воскликнул он.
– Боги больше не разговаривают со мной, – не открывая глаз, прошептала она.
Ей не хотелось видеть, какие эмоции сейчас отразились на его лице.
– Надя.
В его голосе слышался ужас. И гнев. И предательство.
– Я пытаюсь все исправить, – продолжила она. – Пытаюсь исправить то, что сделала не так. И если сейчас уйду с тобой, то ничего не получится.
Надя открыла глаза. Костя смотрел на нее суровым взглядом и с застывшим выражением лица. Он протянул руку и очень осторожно прикоснулся к ее четкам.
– Я думал… – тихо начал он. – Думал, что ты намного набожнее, чем все остальные. Безупречна. Надеялся, что слухи о тебе обманчивы, но… – Он сжал бусины в руках. – Теперь у нас не осталось надежды.
Не успела Надя спросить, что означают его слова, как Костя дернул четки и порвал шнур. Бусины громко застучали по полу. Этот звук громом отдавался в ее ушах.
И что-то оборвалось у нее внутри.
Ее глаза наполнились слезами. Единственное, что осталось у нее от богов, потеряно.
– Что ты творишь?! – воскликнула она, отталкивая Костю и пытаясь подобрать бусины, чтобы снова надеть их на порванный шнур. Но бусины не желали надеваться на растрепанный край, и вдруг все, что она так долго сдерживала в себе, вырвалось на поверхность. Рыдания слетали с ее губ, которые она поспешно прикрыла тыльной стороной ладони.
Зашипев от отвращения, Костя вылетел из дома и громко хлопнул дверью.
Надя рухнула на пол, закрыв лицо руками и пытаясь сдержать рыдания, когда еще одна бусина выскользнула из ее пальцев и откатилась в сторону.
Костя не дал ей ничего объяснить. Не захотел ее слушать.
Она думала… Что? Что он ее простит? Закроет глаза на то, что она заставила его жить в одной комнате с чудовищем, которое удерживало его в плену?
Чья-то рука нежно провела по ее волосам. А через мгновение Малахия прошелся по комнате и собрал горсть бусин. Вернувшись, он опустился перед ней на пол, но молчал. Наверное, и сам понимал, что прямо сейчас Наде хотелось видеть его меньше всего. Слезы застилали глаза, мешая разглядеть шнурок, но она не оставляла попыток нанизать на него одну из своих бусин. Да и сможет ли она вообще вспомнить их порядок?
– Они буквально прожигают мне руку, – наконец прервал молчание Малахия. – Забери их, пожалуйста.
Это почему-то вызвало у нее смешок. Она протянула руки, и Малахия осторожно пересыпал бусины ей в ладони, после чего сжал ее пальцы.
Слегка отодвинувшись, он подтянул ногу и опустил подбородок на колено, не отводя от нее взгляда.
– Прости, – шмыгая носом, сказала она. – Я всех перебудила.