Он вновь грустно улыбнулся.
– Тогда зачем ты ей помогаешь?
– Потому что хочу помочь. Потому что я все же идеалистка и не теряю надежды, что кто-то из нас способен исправить бардак, творящийся в мире. Иначе я просто паду под тяжестью собственного беспросветного пессимизма.
Он пожал плечами.
– А я просто беспокоюсь о ней.
– Если ты причинишь ей такую же боль, как в прошлый раз, я сама тебя убью, – предупредила Париджахан.
– Ох. Я очень тебя боюсь, – ответил он.
– Ну, Надю тебе следует опасаться не меньше.
– Я бы не назвал это «опасениями», – пробормотал он. – Но возможно, так и должно быть. Она поделилась со мной несколькими возмущающими ее моментами о ее церкви.
– Которые ты обязательно припомнишь ей во время ваших теологических споров, – иронично заметила Париджахан.
– Наши споры доставляют нам немало удовольствия. А ты специально сменила тему, чтобы не говорить о письме.
– Я не знаю, что мне делать, – призналась, нахмурившись, Париджахан.
– То есть ты собираешься и дальше делать вид, что не получала его, в надежде, что оно испарится?
– Ну, пока у меня это прекрасно получалось.
– Пардж…
Ей не нравилось, что он говорил с ней таким тоном. Не Малахии ее судить. Париджахан вновь погладила волосы Рашида, чувствуя, как затекла ее нога.
– Я ничего не делаю, потому что нужна Наде. Мне не хочется оставлять ее с тобой.
– Неудивительно, – признал он. – Но… речь о твоем отце.
Уязвленность и растерянность прозвучали в его голосе невероятно искренне. И Париджахан посмотрела на него.
– У некоторых из нас нет отца, – спокойно продолжил Малахия.
И был прав. Но все намного сложнее, чем ему казалось. Она наговорила того, чего никогда не стоило говорить. Совершала такие поступки, за которые нельзя прощать. И все это время думала, что Траваш отправит по ее следу убийц, и уж точно не ожидала просьб вернуться.
Париджахан закрыла глаза, и Малахия положил голову ей на плечо.
– Некоторым из нас выпадает шанс создать свои собственные семьи, – сказала она. – Не знаю, чем я не угодила судьбе, что она свела меня с парнем-чудовищем, но выбирать не приходится.
Малахия фыркнул.
На несколько минут между ними повисла тишина. Затем он встал и подбросил дров в огонь. Но после этого он не вернулся обратно, а осторожно поднял Надю и перенес ее в палатку, чтобы не дать ей замерзнуть. До Париджахан донеслись их тихие голоса. Позже Малахия вышел на улицу и вновь уселся рядом с ней.
– Иди спать. Я покараулю.
– Мне не хочется править Аколой, – беспомощно прошептала она, не сводя глаз с огня. – И если я останусь здесь, мне не придется этого делать.
Она уткнулась лицом ему в плечо, и Малахия обнял ее одной рукой. Ее пугающий и могущественный друг. Сбегая из дома, она и предположить не могла, что в крошечной калязинской деревушке повстречает Черного Стервятника Транавии. Нервного парнишку, преследуемого солдатами Калязина. Ей не хотелось возвращаться в Аколу. Она не могла.
Сцена VI
Царевна
Екатерина Водянова
Сила, полученная от святых, никогда не срабатывала как надо, и именно этого не понимали транавийцы. Их еретическая магия всегда отзывалась легко, поэтому они и не понимали ту, которая требовала значительных усилий. На лице Серефина отражалось все больше и больше замешательства, пока он наблюдал, как Катя рылась в своем рюкзаке, выкладывая множество вещей.
– Это… – Он поднял пригоршню грибов. – Кровь и кости, зачем тебе czaczepki towcim?
– Только клирикам боги даруют магию, – вынимая керамическую чашу, объяснила Катя и принялась давить в ней шалфей предсказателей
[7]. – Будь хорошим мальчиком, призови свою богохульную силу и подожги это, хорошо?
Серефин нахмурился. И на мгновение в лагере воцарилась тишина.
– Ох, прости, наверно, я плохо объяснила. Я с богами не всегда в ладах, и мне плевать, с помощью чего ты призываешь свою магию. Но меня никто не спрашивает. Важно мнение лишь моего отца и церкви.
Они заняли один из сгоревших срубов дома. У Кати сжалось сердце при виде разрушенной деревни, особенно от лап того, кто не объявлялся уже несколько десятилетий. Калязин всегда славился собственными чудовищами. Они прятались по углам, домовые защищали свои дома, банники обитали в банях, а дворовые – в конюшнях. Но чудовищ, которые действительно причиняли вред: жирьотен, кашивхесе и дрекавац, – не видели уже давно. И они вернулись.
Велеса когда-то считали богом подземного мира, лесов и всех чудовищ, которые в них обитали. Когда его пробудили, все остальные пробудились вместе с ним. Калязину с таким трудом удалось выбраться из лап тьмы и чудовищ, но теперь они вновь вышли на охоту. И Катю не покидало пугающее чувство, что этот ужас необратим. Даже если Серефин сумеет отбиться от Велеса, тьма останется здесь.
Серефин порезал большой палец бритвой в рукаве и поджег траву в ее миске.
– Можешь попробовать со мной, – предложила Катя, протянув ему гриб.
Он нахмурился.
– Спасибо, но мне хватит божественных ужасов на всю жизнь.
– Не ожидала, что ты станешь воротить нос от галлюциногенов.
– Ты совсем меня не знаешь, дорогая.
Ну, это не на ее бедре лежала фляжка.
– Поверь, – продолжил он, – если бы магию крови могли усилить какие-то травки, то Стервятники давно бы этим пользовались. А вот возможность немного расслабиться – совсем другое дело.
Катя пожала плечами.
– Как хочешь.
Она протянула гриб Остии, которая на мгновение задумалась, но все же покачала головой.
– Мне достаточно и магии крови, – тихо сказала Остия.
– Пролей еще немного крови на шалфей, – попросила Катя Серефина. – Я использую ее, чтобы выследить Черного Стервятника.
Серефин нервно заерзал на месте. «Глупые еретики всегда с сомнением относятся к магии, которую не понимают», – подумала она. Сколько бы сил она ни получила от своятова Владислава Батищева, этого хватит, чтобы отыскать Черного Стервятника. Но чтобы убить кого-то столь сильного, как он, придется провести другие ритуалы и накопить достаточно силы.
