Малахия подошел к нему и зашагал рядом. Как бы Серефину ни хотелось держаться от брата подальше, это не получалось осуществить.
– Ты, наверное, считаешь нас сказочными идиотами, – заметил Серефин, опираясь для помощи на палку, которую подобрал по дороге. – И поэтому продолжаешь прикидываться хорошим и полезным.
– А ты думаешь, лучше держать ножи за спиной друг у друга? – поинтересовался Малахия. – Этот лес убьет нас задолго до того, как появится возможность напасть друг на друга.
Серефин вздрогнул. А Малахия провел пальцами по уголку рта, и они окрасились кровью. Он нахмурился. Очертания его тела слегка дрожали, когда безумство, которое он так старательно скрывал, попыталось вырваться наружу.
– К тому же мы оба хотим лучшего для Транавии, – продолжал Малахия, словно не заметил крови.
Как же это по-транавийски.
– Ты предлагаешь мне заключить перемирие?
– Ну, я бы не сказал так пафосно. – Его голос сочился от отвращения.
– Ты приказал убить меня.
Малахия усмехнулся.
– Я всего лишь сказал Изаку, что для заклинания ему понадобится могущественный маг.
Острая боль пронзила грудь Серефина. Отец сам обрек его на смерть. Потому что никогда не считал его достаточно хорошим сыном. Так что при первой появившейся возможности Изак попытался избавиться от него.
– Ты прекрасный правитель для Транавии, – продолжал Малахия. – Несмотря на некоторые решения. Возможно, тебе бы удалось убедить меня отказаться от некоторых планов.
– Но мной владеет калязинский бог, который пытается разорвать меня на части изнутри, – криво усмехнулся Серефин. – В конце концов, у нас может не остаться других вариантов.
Он ощущал какое-то странное ободрение в признании Малахии, что ему не нужны оба трона. Правда, это ничего не меняло. Серефину все еще предстояло решить свои проблемы, но подтверждение того, что Черный Стервятник мог в чем-то ошибиться, приятно грело душу.
Малахия задумчиво хмыкнул.
– Тот же бог, что вернул тебя к жизни?
Серефин кивнул.
– Интересно.
– Не особо. Он постоянно твердит, что не хотел выбирать меня. Он желал завладеть Надей, но из-за каких-то обстоятельств это не получилось.
Малахия посмотрел на клиричку, которая шла чуть впереди, рядом с царевной.
– Что она задумала, Малахия?
– Прикоснуться к богам, – сказал он. – Но думаю, она и сама этого не понимает. Не переживай, Серефин. Транавия всегда занимает в моем сердце главное место.
«Конечно. И именно поэтому ты спровоцировал переворот, который всколыхнул всю страну. Лишь в интересах Транавии».
– Думаю, нам стоит порадоваться, что бог завладел тобой, а не Надей, – пробормотал Малахия.
Серефин недоверчиво покосился на него, но Малахия продолжал смотреть куда-то вдаль.
– Она достаточно опасна сама по себе.
33
Надежда
Лаптева
Своятова Валерия Зотова: «Клиричка Омуницы утонула во время потопа, обрушенного ее богиней на древний город Тохволошник, чтобы стереть его с лица земли».
Книга святых Васильева
Разговор с Серефином потряс Надю. Она не сомневалась, что Малахия обманывал ее. Но ее взволновало не это, а предположение, что – ох, нет – Малахия все же обрел силу, просто не знал, как ей воспользоваться. И Надя не знала, что с этим делать.
Малахия завладел реликвиями. Убивал калязинцев. А магия изменилась.
Она почти закончила собирать четки. Оказалось, так трудно вспомнить правильный порядок бусин, но она просидела над ними несколько вечеров, пока остальные спорили о том, стоит ли разжигать костер, а Малахия горбился над своей книгой заклинаний, что вызывало еще большие подозрения.
Вот только Надя не знала, имеет ли значение, правильно ли она собрала четки. Могло ли это что-то изменить? Что, если существовала какая-то иерархия, которую Надя нарушила? О которой она даже не догадывалась?
И она все еще не могла отделаться от ощущения, что на четках не хватало бусины. Но чьей? Ведь каждый раз, когда она бралась пересчитывать, их оказывалось двадцать.
– Конечно же, в церкви не хотели, чтобы ты знала о падших богах, – сказала Катя однажды вечером, усевшись рядом с ней. – Они не хотят, чтобы кто-нибудь знал об этом. Ведь люди по своей природе любопытны. И пытаются их разбудить.
– Но им очень не хотелось, чтобы знала именно я, – нахмурилась Надя.
Катя усмехнулась.
– И с чего это ты такая особен… – Она замолчала. – Ох.
К чему это могло привести? Священнослужители опасались, что Надя начнет общаться с богами, не входящими в пантеон? Вот только так и получилось. Так что, судя по всему, их опасения оправдались. Первое, что она сделала, поговорив с одним из падших, освободила его. Но теперь ей уже не так легко запудрить мозги.
Вот только сейчас это уже не имело значения.
– Что ты здесь делаешь? – решила сменить тему Надя.
– По большей части избегаю отца, – нахмурившись, ответила Катя. – И пытаюсь помочь транавийскому парню сдержать чудовище, которое сидит у него в голове.
– Судя по всему, это я освободила Велеса, – призналась Надя.
– Не могу поверить, что тебе никогда не рассказывали о нем.
Все считали, что ее надо беречь и защищать, а потом бросили на съедение волкам.
– На самом деле проблема не в Велесе, – добавила Катя. – А в том, что он может пробудить тех, кто старше.
Малахия сел по другую сторону от Нади. Катя замолчала на мгновение, но все же решила продолжить:
– И старшие боги, ну, они намного хуже. Правда, мы переживали и более страшные времена.
– То есть существуют боги старше наших? – спросила Надя.
Катя кивнула.
– О них мало что известно. Я находила лишь отдельные упоминания. А большинство их имен стерли из памяти. Но есть один бог… Чирног. Хаос. Его мало кто помнит, но именно этого он и хотел.
Надя почувствовала, как напрягся Малахия.
– Может, я слишком всполошилась, ведь нет никаких доказательств, что древние боги пробудились, но меня не покидает чувство, что это лишь начало грядущей катастрофы. Церковь много чего делает не так, – сказала Катя. – Боги, никогда не думала, что скажу это клирику, но ты, кажется, не так слепо держишься за их верования.
Надя ткнула Малахию локтем, не давая высказать какую-нибудь самодовольную глупость.
– А что не так делает церковь? Ты о магии? – спросила Надя, поднимая руку, чтобы в случае чего еще раз ткнуть Малахию.
Ему так сильно хотелось вмешаться в разговор, что он сейчас напоминал собаку, которая упирается лапами в землю, пытаясь оборвать привязь.
