3-го. Сделав до полудня полторы мили, я повстречался со вторым гонцом. Он подтвердил сообщенное первым (гонцом) известие о заключении мира, (но) при этом сказал, что я напрасно еду в Жванец в расчете встретить там царя на обратном (его) пути (в Россию); ибо направляется он не на Жванец, а на Могилев, куда приказано прибыть и генерал-майору leschow’y. Тогда я послал одного из своих людей в Данкоуцы (Donowza?), разузнать обо всем толком у (стоящего) там русского поста. Данкоуцы большой город с маленькой цитаделью, окруженный наружными стенами. Населен он одними евреями. (Вообще) в здешних городах еврейское население преобладает над польским. Данкоуцы находились в расстоянии 2½ миль от того места, где я расположился в поле. Посланный мой вернулся вместе с драгуном, которого, как сказано выше, я отправил из Бара в Жванец с письмом к генерал-майору leschow’y. Оба вполне подтвердили известие о заключении между царем и турками мира, ввиду чего я немедленно собрался (обратно) и в тот же вечер прибыл в Зиньков. Таким образом, обстоятельства помешали мне видеть знаменитую крепость Каменец-Подольский, которую мне собственно очень хотелось осмотреть. Не доехал я до нее (всего) 4 с ½ миль.
4-го. (Сделав) до полудня 1½ мили, достиг небольшого запустелого города Prosienkow’a(?). Тамошний воевода позвал меня обедать и угостил всем — так, как только можно было здесь (угостить) по местным условиям. После обеда к нам вышла его жена, которой, по его словам, еще нет 12 лет. Одета (она была) во фрацузское платье и присела было по-французски, но притом (склонилась) так низко, что по польскому (обычаю) прикоснулась рукой до полу. (Сам) воевода, когда здоровался со мной, поклонился и притронулся рукой сначала к моим коленям, потом (к моим) башмакам; так по польскому обычаю кланяются мужчины.
Проехав пополудни еще полторы мили (по) обратному пути, я заночевал в одном большом лесу.
Здешний край сплошь весьма плодороден, (между прочим) природа богато отделана его лесом из липы, бука, березы, ольхи и лещины, (и) лишь здесь, в местности, (по которой я проезжал), путешествие крайне затруднительно вследствие множества высоких скал, которые, впрочем, всюду поросли травой, и земли на них достаточно для посева.
Немало усилий стоило мне удерживать назначенных ко мне драгун от грабежей и разбоя. Своеволие их доходило до того, что, ввиду моего запрещения грабить, они часто напрямик угрожали покинуть меня, если я не позволю им делать, что они хотят. За моей спиной они грабили всякого встречного, продавали жидам моих лошадей, которых потом, по получении денег, выкрадывали у жидов обратно, чтобы я их не спохватился; остановили между прочим одного еврея, (гнавшего) быков, на коих выжжено было царское тавро, и, признав последнее, стали утверждать, что (быки) принадлежат царю, что (еврей) украл их у царя, ввиду чего требовали с него по рублю со штуки, грозя (в случае неуплаты) отобрать их у него; но так как еврей доказал мне через свидетелей, что он купил быков у одного русского офицера, то я запретил их отбирать. (Драгуны) совершали много воровских проделок в этом роде, и держать их в повиновении стоило мне порядочных хлопот.
5-го. Сделав три мили, приехал обратно в Бар. Вследствие безостановочного путешествия, сильных жаров днем, резкого холода ночью и часто (испытываемого нами) недостатка в необходимых припасах не только сам я, но и бо́льшая часть моих людей занемогли разными опасными болезнями, так что больных в моей свите было 6 драгун и 6 собственных моих людей. Камердинера своего, больного при смерти, я вынужден был оставить в Баре, у тамошнего полковника. В Немирове один из моих людей умер, другой оставлен мной там больной и затем (по моему приказанию) отправлен назад в Киев.
6-го. Я продолжал путь на моих истомленных лошадях; сделал в этот день пять миль. Здешняя миля равняется 1½ немецкой мили.
7-го. Рано утром достиг Шаргорода, в 6 милях от Бара. (В Шар-городе) я рассчитывал съехаться с царем, но его еще здесь не было. Однако так как гонцы, то и дело приезжавшие (в Шаргород), подтверждали слух, что он сюда будет, то я снова послал к великому канцлеру Головкину, с одним из моих людей, письмо, (прося) уведомить меня о подробностях вновь заключенного мира и (сообщить), где я могу съехаться с царем.
Некогда Шаргород был окружен стенами. В нем еще находится много больших каменных церквей и монастырей, (теперь), впрочем, разоренных и пришедших в запустение. У каждого из трех углов города стоит по каменной пирамиде (sic) такого образца: (в пирамидах этих) сверху двойная, сквозная дыра. (Имеют они) 6 локтей вышины и у основания 2 локтя в квадрате. В былые времена в ДИК них были вставлены распятия.
8-го. Вечером посланный мной гонец вернулся из Могилева и привез мне письмо от великого канцлера с приглашением безотлагательно ехать в Могилев, ибо царь находится там.
9-го. Оставив большую часть моих людей и вещей, я отправился в Могилев, отстоящий в 6 милях от Шаргорода. Приехал я туда в 6 часов пополудни. Это запустелый, необитаемый город, расположенный у Днестра на этом берегу. Я немедленно сел на паром, чтоб перебраться через (реку в лагерь); но сильным течением меня отнесло так далеко вниз по (Днестру), что в лагерь я прибыл слишком поздно и (потому) в тот вечер не мог говорить с царем.
10-го. Имел счастье беседовать с царем. Он подробно рассказал мне, каким образом был заключен мир между ним и турками. Обстоятельства всего дела переданы в помещаемой ниже выписке из дневника генерала Алларта, сообщенной мне им (самим) и, без сомнения, заслуживающей веры, так как он с начала до конца лично участвовал в сражении.
Continuatio diarij
[376]
17/28 июня. Генерал Алларт с его дивизией, дивизия генерала фон Энсберга
[377] и несколько сот казаков, выступив из Сороки, прошли три мили до реки и деревни Кайнар
[378]. Что касается его царского величества, то в этот день он перешел с гвардиями реку Днестр: за ним (последовали) дивизия генерала князя Репнина
[379] и генерал Вейде.
18/29 июня. Его царское величество вместе с несколькими сотнями казаков выступил из Сороки и прошел три мили до Кайнара. Со своей стороны, генерал Алларт прошел три мили до реки Реута.
