Сентябрь
3-го. Отчасти по причине бури, отчасти вследствие задержек (на берегу) секретарь миссии Фальк вернулся на судно лишь (сегодня). Как он передавал, ему не позволили идти на шлюпке дальше устья (Нарвы) и оттуда повезли в город верхом под стражей из двенадцати казаков; (в Нарве поместили) в одном доме, запретив как ему самому, так и находившимся при нем людям высовывать (нос) на улицу. После продолжительного сидения в означенном доме (Фалька) привели наконец к коменданту, полковнику Василию Зотову
[64].
Показав ему мой подлинный королевский проезжий лист, Фальк потребовал, чтобы меня встретили и пустили на берег; но комендант, подозревая, что под этим что-то таится, все не решался дать свое согласие и на тот раз велел только отвести Фалька в один (другой?) дом, где он (и) провел ночь.
На следующее утро комендант пригласил его к себе в гости, но Фальку (долго) не удавалось убедить коменданта; (наконец), следуя моему приказанию, Фальк сказал ему напрямик, что, если он добром не разрешит мне высадиться и не захочет встретить мою особу (sic), я, будучи послан его величеством королем Датским к его царскому величеству с важным поручением, сойду на берег один, а судно со всем, (что на нем находится), отправлю обратно, и, если это возбудит неудовольствие, ответственность за то перед его царским величеством ляжет на него (коменданта). Тогда он изъявил наконец согласие встретить меня и отослать Фалька обратно с провожатыми на шлюпку.
Насколько я мог судить, комендант отказывался встретить меня и выпустить на берег не столько по неприязни, сколько по невежеству: так как я пришел в сопровождении трех вооруженных неприятельских судов, то он вообразил себе, что датские флаг и судно представляют лишь западню или военную хитрость, скрывающую намерение сделать высадку и захватить его врасплох. Ввиду этого комендант для большей верности послал в Петербург к генерал-адмиралу Феодору Матвеевичу Апраксину
[65] за заключением и приказаниями, что ему в данном случае делать, а поэтому (впоследствии) и задерживал меня до тех пор, пока посланный (в Петербург) гонец не вернулся с ответом.
Получив эти сведения, я тотчас же отправился на берег в шлюпке, вместе с секретарем миссии Фальком. На берегу, возле устья реки, меня встретил капитан-лейтенант Яков Андреевич Беклемишев, которому приказано было состоять при мне во время моего путешествия, делать необходимые заготовления и доставлять все нужное. Таких лиц, называемых по-русски приставами, в обычае назначать к приезжающим в Россию иностранным посланникам. Солдаты на берегу были поставлены передо мной в ружье. Затем меня пригласили в царский шлюп (Ship), высланный за мной для доставления меня в (Нарву). На нем гребло восемь солдат, одетых в суконные (мундиры) couleur de feuille morte, то есть коричнево-желтого цвета, как сухие листья, — с синими отворотами. Таков же был и мундир солдат, стоявших на часах на берегу.
На упомянутой царской лодке я поднялся на веслах к городу, расположенному в двух милях от морского (берега). (Датская) шлюпка и ялик с частью моих вещей следовали за нами. За четверть мили от города была устроена (пристань) для схода на берег. Здесь меня встретил один майор с двумя каретами, принадлежащими коменданту, и с несколькими заводными лошадьми: мне таким образом представлялось на выбор ехать (в экипаже) или верхом. Караулы, мимо которых я следовал, стояли в ружье. Прибыл я в город в 6 часов вечера в сопровождении командора Тамбсена. Там мне тотчас же отвели дом и, для оказания большого почета, поставили у моих дверей стражу из 12 (солдат) при одном унтер-офицере.
После того как я известил коменданта о своем приезде, он прислал одного майора благодарить меня и сказать, что сам он сейчас меня посетит; однако, после долгого промедления, велел извиниться: теперь-де ему нельзя — (мешают) обстоятельства, вследствие чего он вынужден отложить (свое посещение) до утра. Тем временем он прислал мне разного рода съестных припасов и напитков, меду и водки, а также кухонную посуду, которой я мог пользоваться до своза собственной моей посуды на берег. Пристав, высланный ко мне навстречу на берег, остался при мне для снабжения меня дровами и водой.
4-го. Часов в 9 утра меня посетил комендант; в свите его было несколько офицеров, (приехавших) верхом. Войдя в комнату, как сам он, так и бывшие при нем русские огляделись вокруг, (чтобы отыскать) на стене образ и, когда увидели (его), перекрестились на него и поклонились; затем (комендант) поздоровался со мной. По всей России в обычае, чтобы в комнатах, в углу, обращенном к свету, непременно висело по одному или по нескольку образов, на которые входящий, не обращая внимания на присутствующих, как бы знатны они ни были, три раза крестился и кланялся, и тогда уже приветствует и кланяется сперва почетнейшему (из находящихся) в комнате, затем (остальным), каждому особо.
Поклонившись на обе стороны, (комендант) извинился передо мной, что так долго не пускал меня на берег, подозревая во мне шведа, и (на будущее время) предложил мне всяческие свои услуги и внимание. Я осведомился, где могу застать царя, ибо мне приказано было ехать к нему как можно скорее, (а также) попросить (коменданта) сделать распоряжение относительно даровых подвод, помещения и суточных десяти ригсдалеров (in) specie, коими я имел пользоваться в силу заключенного в 1684 году между моим и его государями договора, копию с которого я ему (тут же) показал. Он отвечал, что не знает наверно, где в настоящее время находится царь; требования же мои, касающиеся договора, просил передать ему на письме и обещал послать их с нарочным на заключение генерал-адмирала Апраксина, каковое обещание он и исполнил в тот же день.
5-го. Я был зван на обед к коменданту. Обед происходил по русскому обычаю следующим образом. Прежде чем мы сели за стол, русские много раз перекрестились и поклонились на образа, висевшие на стене. Стол, накрытый человек на 12, был уставлен кругом блюдами; (но блюда) стояли возле самых тарелок, так что середина стола оставалась свободной; на этом свободном месте находились уксус, соль, перец и большой стакан (Romer) с крепким пивом. На блюдах находились лишь холодные соленые яства: ветчина, копченые языки, солонина, колбаса, селедка, соленья; все это было очень солоно и сильно приправлено перцем и чесноком. За сей первой переменой последовала другая — из различных жарких. Третья перемена состояла исключительно из супов. Таким образом порядок блюд за русским обедом совершенно обратен принятому в Дании.
