15-го. Польский посол Волович
[314], (он же) коронный маршал Литовский, въехал в Москву. (Порядок въезда был) следующий. Впереди шло 500 (солдат) Преображенской гвардии. За ними (ехало) 16 (поставленных) на полозья царских карет с дрянными сбруями и с оконницами из слюды. Потом (ехало) верхом 30 человек польских дворян, находящихся при после. За ними, в царской карете, следовал (сам) посол, а за (послом) пять посольских повозок и пять заводных лошадей. Поезд замыкало полсотни драбантов, называющихся лейб-вахтой посла.
16-го. (Вновь) прибывший польский посол сообщил мне о своем приезде, (но) не через своего секретаря, а через (лицо), именующее себя посольским praecusso’ом и явившееся ко мне с одним (польским) капитаном; оба объяснялись (со мной) по-латыни, ибо никакого языка, кроме польского и латинского, не знали. Я в тот же день послал поздравить (Воловича) с приездом, (но) вместо секретаря миссии отправил к нему частного своего секретаря, Расмуса Эребо. (Частный мой секретарь) застал посла за столом, ибо в этот день — как второй по его приезде — царь посылал его угощать. Посол, сначала (выпил и) предложил моему секретарю выпить бокал венгерского вина за здоровье короля Датского, потом за мое здоровье, а затем (выпил с ним) еще несколько (чаш), так что (Эребо) вернулся домой порядочно подвыпившим.
17-го. Царские министры не сомневались, что для них поручение, (данное) польскому послу, (далеко) не столь приятного свойства, как прошлогоднее посольство английского посла Витворта, принесшего, как описано выше, от имени королевы Английской торжественное извинение по поводу насилия и бесчестия, которым подвергся царский посол в Лондоне. Поэтому, на аудиенцию (Воловича), в (противоположность) аудиенции английского посла, (русские) никого из пребывающих здесь иностранных посланников не позвали. Впрочем, зная о предстоящем торжественном приеме польского посла и угадывая нежелание (министров) видеть на нем иностранных представителей, я послал осведомиться у вице-канцлера барона Шафирова, дозволено ли будет присутствовать на аудиенции (посторонним). (Шафиров) отвечал, что кто хочет, тот может прийти беспрепятственно. (Сначала) царские министры требовали от (польского) посла, чтобы он, по примеру английского и других бывших до него послов, сообщил им список своей речи (до аудиенции); но (Волович) воспротивился этому, и (русским) поневоле пришлось отступиться, предоставив ему говорить речь без (предварительной) передачи ее на письме. Посла повезли (во дворец) в собственной карете царя, (но) за (послом) ехало все пять карет, тогда как английского посла при следовании (на аудиенцию) сопровождало 16 карет. Перед поездкой на теперешнюю аудиенцию произошел великий спор. (Русские) требовали, чтоб назначенный к (Воловичу) приставом губернатор казанский Петр Матвеевич Апраксин сидел в карете с ним рядом, (но) посол ни за что не хотел этого допустить, ввиду чего (место Апраксина) к нему назначили наконец в приставы другого боярина, положением и службой пониже. Этот (боярин) сидел в повозке против (Воловича). Между тем, когда английский посол (ехал) на аудиенцию, (русские) настояли, чтобы пристав сидел с ним рядом.
Вдоль пути, выстроившись перед Кремлем, стояли с распущенными знаменами четыре батальона: два Преображенской гвардии и два гарнизона. (Посла) встретили: внизу дворцового (крыльца) один преображенский капитан, наверху лестницы некий камергер, (наконец) у дверей приемной залы тайный советник Мусин-Пушкин, который и подвел его к трону. За (Воловичем) следовал его брат, секретарь посольства, он же коронный референдариус литовский, высоко неся его верительную грамоту, (завернутую) в белый вышитый шелковый платок. Троекратно поклонившись царю, посол остановился у ступеней, (ведущих к престолу); ибо (на возвышении, где) против середины стола стояло (тронное) кресло, царь (стоял) так близко к краю лестницы, что места для посла не было. Между тем английский посол держал свою речь на (тронном) возвышении.
Сначала (Волович) вынул из-за пазухи (лист) бумаги и прочел по нем весь царский титул, а затем произнес на польском языке пространную речь (следующего) в общих чертах содержания. Его царское величество видел, с какой неуклонностью польская Речь Посполитая поддерживала с ним союз: от прохода (через страну) и от зимнего квартирования многочисленных войск вся (Польша) подверглась разорению и пожарам; в былое время хлеба и других товаров у ней было столько, что она могла снабжать ими большую часть Европы, теперь же едва может пропитать собственное население. Несмотря на все это, преданная огню и (мечу) многочисленных врагов, обращенная почти в сплошное пепелище, (Польша) тем не менее во всем верна союзу, заключенному с его царским величеством. Вследствие этого (она) ожидает, что и со своей стороны царь будет с таким же прямодушием исполнять относительно Речи Посполитой (условия) союза, и, так как в настоящее время вся Лифляндия и Эстляндия достались в руки царю, то не изволит ли он, согласно договору, уступить эти страны польской Речи Посполитой.
Кончив речь, посол поцеловал у царя руку; то же (сделали) секретарь посольства и прочие знатные лица (посольской) свиты. (В свое время), несмотря на требование (русских), английский посол (руки у царя) не (поцеловал), (считая) это несовместимым со своим высоким званием. В течение всей речи (польского посла) как (сам) он, так и царь, стояли с непокрытой головой. (В заключение) царь спросил посла, как поживает король Польский, на что тот отвечал: «Хорошо». Тем и окончилась торжественная (аудиенция), и посол (со своей свитой) в прежнем порядке отправился обратно (на свое подворье), (где) и (нынче), на третий день, угощали на царский счет.
19-го. Я посетил вновь прибывшего польского посла. Стража его, приблизительно человек в 50, стала передо мной в ружье и опустила свои развернутые знамена. Сам он вышел ко мне навстречу, и, если б я еще немного помедлил то он встретил бы меня у моего экипажа. Но к дверям занимаемого подворья вела высокая, в два (колена), лестница, и он (успел) спуститься только с верхнего колена, в то время как я (уже) поднялся на нижнее, (так что) мы сошлись посредине, между обоими (коленами) лестницы. Тут он предоставил мне идти справа и повел меня наверх в передний покой (сени?), где он обыкновенно принимает; ибо (в зале), где находилось возвышение или dais и где он, (в сущности), должен был меня принять, служилась в то время месса — (обстоятельство), показавшееся мне довольно странным, тем более что прибыл я аккуратно, в тот час, который он сам мне для этого посещения назначил. Видя, однако, что я имею говорить с ним о чем-то особенном, он провел меня через залу, где шло служение, в кабинет. При этом я все время удерживал за собой правую руку; но сесть меня (посол) не пригласил — быть может, лишь случайно, без умысла, или по польскому обычаю. В то время как я находился у него, (посол) рассказывал мне, что (русские) министры предъявили к нему требование, чтоб он ничего не говорил на торжественной аудиенции о возвращении (Польше) Лифляндии (:о чем я говорил ранее, при описании его аудиенции:), ибо царь не хочет, чтоб (вопроса) этого касались в присутствии стольких иностранных министров. Но (Волович) не дал им (относительно) этого (никакого) обещания и, как сказано выше, (на аудиенции) пространно высказался по (означенному делу), исполнив (таким образом) первоначальное) свое намерение. Он рассказал мне также многое о дурном поведении русской армии в Польше: как в последнюю войну русские вымогли у Великой Польши 100 миллионов польских злотых (:польский злотый равняется приблизительно датской марке:), столько же у Малой Польши и 200 миллионов у Литвы, как (поляки) могут то доказать счетами и расписками. Деньги, золото, серебро, драгоценные камни, домашняя утварь, лошади и другое (добро), насильно отнятое и пограбленное русскими у несчастных жителей, в этот расчет не входят. (Русские) держат в заключении польских дворян, вытеснили польские полки из (их) зимних квартир, (чтоб) самим завладеть этими (квартирами), требуют с палатинатов, опустошенных чумой, убийствами и пожарами, тех же податей и налогов, как с (палатинатов) еще населенных; (при производстве) этих поборов заставляют тех, у кого еще что-нибудь осталось, платить (как) за себя, (так) и за разоренных и неимущих, и т. и., — словом, всюду действуют жестоко. (Волович) сообщил мне также, что он просил у здешних министров о назначении тайного собрания (и что) они предложили было (сойтись) в доме великого канцлера Головкина; но (что) он (посол) отказался, (утверждая), и не без основания, что (конференции) должны происходить во дворце. Под конец (русские) согласились с его (требованием).
