По крайней мере, отрадно сознавать, что Вайг в надежных руках. Можно отправляться в путь без гнетущего бремени тревоги и беспокойства.
Он взыскательно оглядел Сидонию с Крестией, бок о бок стоящих у стены.
— Вверяю вам брата. Заботьтесь о нем изо всех сил. А если чересчур утомитесь, найдите себе подходящих помощниц.
Они понимали, что Найл имеет в виду: необходимо подыскать как минимум с полдесятка молодых женщин, соответствующих вкусам Вайга.
— Мой господин намеревается… — спросила было Крестия, но осеклась, заметив, как Найл чутко вскинул к губам палец. Не хватало еще, чтобы о его предполагаемой отлучке проведал кто-то из посторонних. Крестия вспыхнула, поняв, что по неосторожности чуть не выдала своего господина: в комнате все еще находились носильщики и дворцовые слуги. Что интересно: при этом зарделась и Сидония. Получается, между женщинами установилась некая общность ощущений, которая больному пойдет лишь на пользу.
— Благодарю за помощь, — обратился Найл к слугам. — Все свободны.
Люди, непривычные к такой обходительности, неуклюже зашаркали к выходу. За ними подался и Симеон, но Найл жестом его удержал.
— Мне нужен твой совет.
— Рад стараться.
Выждав, когда прислуга удалится за пределы слышимости, Найл произнес:
— Видишь ли, в чем проблема. Едва я выйду из города, как весть об этом неизбежно долетит до лазутчиков Мага. Так вот, что же нам предпринять?
Симеон пожал плечами.
— Если считаешь, что это настолько опасно, не отправляйся в одиночку.
— Это мы уже обсудили! — воскликнул Найл с плохо скрытым нетерпением (Симеон с недавних пор буквально житья ему не давал, настаивая, чтобы в путь они отправились вместе). — Идти мне нужно одному. Но как, по-твоему, убедить всех, что я по-прежнему в городе?
— Ну, допустим, объявить, что ты вынужден временно пребывать у себя в покоях: а вдруг ты в Дельте подхватил какую-нибудь лихорадку?
— Что ж, может, оно и вправду так, — рассудил Найл, однако, подумав, покачал головой. — Но ведь мне временами надо будет и на людях показываться. Что, если найти кого-нибудь с похожей внешностью, обрядить в мою одежду…
В этот момент они поравнялись с дверями в покои Найла. Створка отворилась: шаги заслышала Джарита, его личная служанка.
— Велено же идти спать, — неодобрительно заметил Найл.
— Я подумала, а вдруг вам что-нибудь понадобится.
— Спасибо, Джарита, ничего не надо.
Дверь из гостиной в спальню была открыта, и там на кровати виднелась серая заплечная сума.
— А это что? — спросил Найл.
— Это вам принесла мать. В путь-дорогу.
Найл с Симеоном переглянулись.
— Откуда знаешь, что я собираюсь в дорогу?
— Ваша мать сказала.
Симеон, обхватив подбородок девушки большим и указательным пальцами, впился ей взглядом в глаза.
— Об этом не должен знать никто. Тайна! Поняла?
Девушка поспешно кивнула. Хорошо, что эти слова исходили от самого Симеона: здесь к нему относились с благоговейным трепетом, едва ли не со страхом. С той поры как изобретенная им сыворотка вернула к жизни людей, парализованных паучьим ядом, по городу пошла молва, что он чуть ли не волшебник.
Найл изучил содержимое лежащей на кровати сумы из толстого, на редкость прочного материала, с наплечными лямками и затягивающейся кожаной тесьмой. В ней обнаружился запас еды, завернутый в водостойкую ткань с подкладкой из паучьего шелка. Здесь же находилась фляжка с питьем, а также складной нож и спички. В боковом кармане нашлась та деревянная коробочка с пищевыми таблетками, которая, помнится, досталась ему во время первого визита в Белую башню, в те дни, когда он вынужден был скрываться. В суме обнаружилась и знакомая серебристая трубка размером с флейту, со свернутым в рулон тончайшим и легчайшим одеянием, созданным людьми прошлого для исследователей космоса. Очевидно, памятные реликвии мать все это время бережно хранила у себя. В затянутом ремешком водонепроницаемом подсумке прятался хронометр, изготовленный в городе жуков-бомбардиров, а в мешочке поменьше — компас.
На спинку стула возле кровати был наброшен серый плащ из шелковистой водоотталкивающей материи, подбитый мягкой шерстью карликовых горных овец.
— Получается, мать знала, что ты собираешься в путь? — спросил стоявший рядом Симеон.
Найл кивнул.
— Она может читать наши мысли: мои и Вайга. Если мы хотим связаться издали, то думаем о ней на закате или на рассвете, и она нас видит.
— Прямо-таки видит? В буквальном смысле?
— Ну, не совсем. Да разве в этом дело? Достаточно того, что мы чувствуем ее присутствие.
Симеон первым прошел в столовую. Еду и питье Джарита предусмотрительно оставила на столе. Симеон наполнил бокал золотистым медом, искрящимся в свете масляных ламп.
— Кстати, дочь, когда находится в отдалении, способна передо мной являться.
— Каким образом?
— Тебе доводилось слышать о перемещении духовной сущности человека?
— Что-то не припомню.
— Я имею в виду способность представать перед людьми, будучи при этом на расстоянии.
— Ах вон оно что, — сообразил Найл. — Мне однажды тоже удалось…
— Вот как? — Симеон взглянул на друга с интересом.
— Это случилось, когда я впервые попал в Белую башню.
Симеон был одним из немногих, кому Найл рассказывал о том, что происходило с ним в капсуле времени.
— Я тогда бежал из дворца Каззака. Старец велел закрыть глаза, и я вдруг снова очутился во дворце перед Каззаком и моей матерью.
— И что дальше?
— Попытался заговорить, но вместо этого опять оказался в Белой башне.
— А проделать такое повторно кишка тонка?
Найл лишь пожал плечами.
— Да я, собственно, ничего и не проделывал. Все совершил Старец. Только вот как, я не знаю.
— Зато знает моя дочь, — твердо сказал Симеон.
— А как ей такое удается, не рассказывала?
— Нет. Но вполне может разъяснить это тебе. Я как раз послал за ней Джариту.
Найл плеснул себе меда, но пить передумал: неровен час, разморит.
— Ну а ты на такое способен?
— Куда уж мне.
— А мне и подавно.
— Не скажи. Общаться на расстоянии с матерью — это уже своего рода перемещение духовной сущности.
— Может, оно и так, — согласился Найл, хотя и без особой уверенности.
Подошедшая вскоре Леда отказалась от меда, ограничившись водой. Она без труда прочла вопрос, мысленно заданный ей Найлом.
