После горячей ночи с лекаркой даже вставать не хотелось, не то что лазать по проклятым горам. Все тело наполняла легкая истома, заставляя слегка подрагивать мышцы.
Но молитва не помогла.
— Запрягаем лошадей, — махнул рукой Хоар. — Укладываем поклажу в телегу.
Клоп вздохнул и направился к вьюкам. То, что с этим главным шутки плохи, он понял сразу и старался держаться от него подальше. Мальчишка, что крутился вокруг своей смирной лошаденки, напротив, искал внимания Хоара. Сейчас он подносил ему сбрую. Черный вытащил из пещеры попоны.
Оба воина выглядели по-обыденному собранно и деловито, словно и не было вчера хмельного пира и плотских радостей. Черный осторожно двигал одной рукой, а кровожадный мальчишка выглядел грустным и рассеянным.
«Уж ему-то точно бабы не досталось, мал еще», — злорадно подумал Клоп.
Он вспомнил о своей Булочке и опять улыбнулся. Настоящую булочку — из воздушного белого теста, политую медом, — ему довелось попробовать лишь единожды. Тогда господа с гостями так упились, что Клоп не удержался, подгадал удачный момент и сдернул сладость со стола. Он помнил тот волшебный вкус годы и годы спустя. Вот и прозвал так свою нечаянную зазнобу. Правда, ту булочку из сдобы он попробовал только один раз, а свою Булочку — всю ночь. Клоп все порывался рассказать лекарке про то, что она теперь Булочка. Но та в ответ шипела ласково и слегка испуганно, прикрывая ему рот ладонью.
«Вот оно как! — подумал Клоп, вспоминая белое тело женщины и ее запах. — Выходит, и на верхотуре над облаками люди живут!»
Он бы остался здесь, у Булочки под пышным теплым боком, будь его воля. А что? На господ молчаливые горцы не больно-то походили. А работы Клоп не боялся. Всяко не тяжелее, чем изо дня в день поднимать из Колодца земляное масло.
Хоар оказался прав. Пока они таскали вещи, солнце показалось из-за горы. Туман тотчас убрался, истаял, испугался и спрятался в расселинах, словно его и не было вовсе.
Хоар подошел к суровому старейшине с посохом. Глядя ему в лицо и четко произнося слова, сказал:
— Мы в Пайгалу идем. Дашь провожатых?
Старик подумал немного, взял воина под локоть и развернул лицом в сторону далеких гор, а затем указал посохом на приметный пик со скошенной вершиной. Хоар почесал макушку.
— Только до поворота, значит. Ну, и на том спасибо, — кивнул он старику.
Старейшина подошел к толпе провожающих молчальников и выцепил двоих кряжистых бородатых мужиков. Помахал у них перед лицами пальцами, поразводил руками… Растолковал по-своему, жестами, что от них требуется. Двоица угрюмо кивнула.
Старейшина вдруг ткнул посохом в сторону Арратоя и Клопа. Потом указал на деревню и ударил себя сжатым кулаком в грудь.
— Пленников наших тебе оставить? — задумчиво спросил Хоар. — Свежую кровь влить хочешь?
Старик кивнул, довольный тем, что его поняли.
— Двух отдать не смогу, — помотал головой Хоар. — Вон тот, — он кивнул на Книжника, — самому нужен. А мелкого забирай.
Старик задумался. Сердце у Клопа замерло. Неужели? Старейшина кивнул и хлопнул Хоара по плечу.
— Ну, теперь заживем… — пробормотал про себя Клоп.
Булочка сзади прижалась своими большими грудями и зашипела испуганно, как шипела ночью. Только вот ласки в этом шепоте Клоп не услышал. Одну тревогу. А старейшина и Хоар посмотрели на него. Старик — сурово и непреклонно, а Хоар — как-то… С жалостью, что ли?
Мальчишка с борта телеги залез на кобылку. Сам, чтобы никто не помогал. Черный и Хоар мигом оседлали коней. Книжник — гляди ж ты — сел на облучок телеги, взяв в руки вожжи. Местные провожатые успели уйти вперед.
Они тронулись. Мальчик обернулся и долгим взглядом посмотрел на холмы Города мертвых. Одинокая глубокая морщина пробороздила его гладкий лоб. Арратой тоже обернулся и глянул на Клопа. Книжник виновато улыбнулся и махнул рукой на прощанье. Улыбка вышла тонкой и блеклой, как прошлогодний опавший лист. Клоп отвернулся.
Едва путники скрылись за поворотом, как Булочка, на миг обняв его сзади за плечи, бросилась к старейшине. Она быстро-быстро махала перед его глазами пальцами, словно стрекоза крыльями, то прижимая руки к груди, то вытягивая их вперед. Иногда она оборачивалась к Клопу и указывала на него. Старик в ответ лишь дергал щекой, а когда Булочка всплеснула руками, стукнул посохом по земле.
Дело было нечисто. Клоп шагнул к старику, чтобы увести свою женщину. Но вдруг его схватили сзади и притиснули локти к туловищу. Тогда Клоп ударил назад головой и что есть силы лягнулся. В ответ ему так саданули по затылку, что перед глазами поплыло. Затем куда-то потащили. Безвольные ноги волочились по земле и бились о камни.
Когда он очухался, то понял, что находится в зале, где еще вчера шумели и пировали. Он сидел, плотно прижатый к лавке. Руки заведены сзади и связаны. Клоп попытался встать, но тщетно — ноги оказались примотаны к скамье. Кто-то схватил его за волосы и запрокинул голову вверх. Он увидел заплаканную Булочку. Стол, уставленный ее лекарскими горшочками и свертками. Какие-то инструменты. Чья-то рука ухватила его за подбородок и начала с силой тянуть вниз. Клоп попытался стиснуть зубы, но желваки скоро свело, и он сдался. Рот распахнули так, что едва не вывернули челюсть. Увидев, как Булочка приближается к нему с клещами, он замычал от ужаса. Она схватила его язык и вытащила наружу. Затем он почувствовал резкую острую боль, и его рот стал наполняться чем-то теплым и соленым. Потом к лицу поднесли раскаленный нож, и все внутри вспыхнуло болью. Запах жженого мяса ударил в ноздри. Спасительный мрак поглотил Клопа, и он рухнул в его прохладу.
Очнулся он в знакомой комнатушке лекарки. По-прежнему остро пахли сушеные травы, развешенные под потолком, но теперь их запах вызывал тошноту. Булочка, увидев, что он очнулся, подбежала и погладила по руке. Достав из угла суму, она распутала завязки, вытаскивая и раскладывая на столе горшочки. Потом ушла ненадолго, но вскоре вернулась с большим горшком.
Подойдя, она протянула руку к его губам. Клоп не сумел сдержать испуга и вздрогнул. Он чувствовал, что язык опух и занимает весь рот целиком изнутри. Он не мог ни говорить, ни кивать — сразу дергало болью.
— Кха-аааа, — просипела она, широко раскрыв рот. Тогда-то Клоп и увидел, что языка у нее нет вовсе, а вместо него у самого корня какой-то обрубок. Только сейчас он понял, что с ним сделали. Понял, что теперь и он молчальник.
— Кха-ааа, — по-прежнему упрашивала его Булочка.
Он решил послушаться. Клоп осторожно разомкнул челюсти и раскрыл рот. Лекарка аккуратно положила ему под язык холодную тряпочку и бережно прикрыла рукой рот. Он сразу почувствовал, что стало легче.
Язык — или то, что от него осталось, — онемел от холода. Потом, когда лед в тряпочке растаял, лекарка научила его полоскать рот какой-то горькой настойкой. Булочка сумела объяснить, что глотать ее нельзя.
