— Но нам же надо ехать в Пайгалу… — заторопился Хоар. — И твой дом на колесах не пройдет…
— Мой дом уже давно не здесь! — вдруг пронзительно закричал Хродвиг и вновь громко ударил посохом в пол. Мелодия свирели испуганно прервалась. — Мой дом уже давно ждет меня, — устало добавил Хродвиг, успокаиваясь. — Время пришло, Хоар. Время пришло.
— Но как же мальчик? — растерянно спросил Хоар. Беспомощные, глупые слова царапали пересохшее горло.
— А что мальчик? — спросил Хранитель, с усилием разгибаясь. Он протянул руку и слегка потрепал Ултера по голове. — Вот я побывал давным-давно в Городе мертвых, и костлявая с тех пор все не могла меня найти. Кто знает, может, и тебя ждет долгая жизнь, правнучек?
— Я еду в Город мертвых… — прошептал Ултер.
Из-за поворота показалась поляна перед Ойдеттой. Ожидающие их на околице мальчишки и девчонки, подпрыгивая и взмахивая руками, наперегонки бросились к повозке.
Скрип-скрип!
Дом на колесах скрипит, —
танцевали и пели на обочине босоногие сорванцы, тыча пальцами в повозку.
Слышишь?
Скрип-скрип!
Правосудие не за горами! —
понеслась незатейливая детская песенка в голубое небо, где продолжала расти над горами зловещая темная туча.
Глава 3
Атриан
Олтер
Из-за драки дом толком осмотреть так и не успели — гордые горцы надменно повернулись спиной к малолетним невежам и зашли в ту дверь, откуда только что вывалились. Незаметно для окружающих меня подталкивали вперед.
Едва вошли в дом и захлопнули дверь, как Барат бросился к окну. Встав в темный угол, он уставился во двор. Я сунулся к нему, но места не нашлось, а показываться в освещаемом проеме не хотелось. Да и Барат цыкнул недовольно.
— Стоят. Рыжие обормоты руками размахивают, а твоя девчонка их отчитывает.
— Она не моя, — буркнул я.
Вот умник! Я тоже хочу посмотреть.
— О какая! С характером. И ногой притопнула, — восхитился горец.
— Бой-баба! — весело согласился Йолташ. — Кто она? — спросил он меня.
— А ты что, не слышал? — удивился я.
Йолташ виновато пожал плечами.
— Хотя, конечно, — насмешливо сказал я. — Как вам услышать? Выскочили вдвоем, глаза выпученные, с мечами наперевес — как на лютую сечу. А тут детишки на кулачках…
— Да мы думали, опять покушение… — донеслось со стороны окна от Барата.
Вот я балда! Парни переживают, а я зубоскалю. И курсов бодигардов они не кончали — потому как нет здесь таких курсов. Хотя… надо бы узнать — а вдруг…
— Девчонка решительная, — согласился Остах. — Вся в мать пошла. Матушка у нее та еще…
— И кто ее мать? — спросил Барат.
— Известно кто. Сиятельнейшая Элса Эттик, жена сиятельнейшего Сивена Гриса.
— Так она что — дочка наместника? — присвистнул Барат. — Ловко!
— Что же получается?.. — задумчиво протянул я, дурачась. — Мама — сиятельнейшая, папа — сиятельнейший. Мне ее сиятельнейшей Наулой звать, что ли?
Все представили маленькую пигалицу в запачканном хитоне с ободранной коленкой, непослушной челкой на лбу и дружно расхохотались.
— О! — послышалось от Барата у окна. — А вот твоя сиятельнейшая сбила мальчишек гуртом и погнала куда-то.
— Она не моя, — повторил я и огляделся.
Жилье для богатеев, как я в шутку называл апартаменты, еще не видя их, оказалось так себе. Ничего особенного. Дверь открывается сразу в большую комнату, в которой мы сейчас и находимся. Три больших окна дают много света и освещают скудное убранство. Братья успели обосноваться — один бросил накидку на кушетку у входа, а другой застолбил за собой место на широкой скамье у окна, рядом с массивным каменным столом. Желтые пористые стены из песчаника ничем не задрапированы, что придает комнате аскетичный вид. Простенькие низенькие табуреты с деревянными ножками и сиденьем из переплетенных кожаных ремней и громоздкий ларь в углу подчеркивали первое впечатление. Может быть, местные учителя таким образом исподволь воспитывают богатеньких детишек?
Я откинул тяжелую занавесь, отделявшую дальнюю комнатку от гостиной. Комнатушка оказалась маленькой темной спальней с небольшим окошком наверху, под самой крышей. Место здесь нашлось лишь для двух кроватей, стоящих буквой «Г». Я присел на кровать. Твердо! Где мой любимый тюфяк с пахучими горными травами? В госпитальной гостинице у старого Ллуга? Надо бы поскорее забрать.
— А Ллуга со слугами куда поселим? — спросил я Остаха.
После желтой гостиной, залитой ярким солнечным светом, в спаленке казалось совсем темно, и я видел только профиль Остаха. Тот присел на свободную кровать.
— Ты приляг, приляг, Ули. Устал, поди. И Тумма велел тебе не утруждаться… — сказал Остах. Голос его звучал глухо. Сквозь тяжелую занавесь слышалось, как весело перешучиваются братья за перегородкой.
После слов Остаха желание прилечь стало совсем нестерпимым. Я лег и с удовольствием вытянул ноги, широко зевнув. Остах осторожно стянул с меня сапоги и погладил мои уставшие ноги.
— И поспи перед ужином у наместника. А с Ллугом придумаем что-нибудь. Их, дармоедов, никто надолго оставлять и не собирался.
— Каково это — вновь здесь оказаться, Остах? — прикрыв глаза, спросил я.
— Возвращаться всегда непросто, Оли, — ответил Остах. За перегородкой грохнули смехом братья, и дядька горько усмехнулся. — Молодости своей я тут уже не найду. Да и друга моего здесь тоже уже нет.
Что-то совсем раскис мой наставник.
— А когда ты после этой глупой драки меня в дом погнал, чего развеселился? — Я решил сменить тему и увести дядьку от невеселых мыслей. — Или почудилось?
— Ну, глазастый! — заворчал Остах. — Почудилось ему… Все увидит.
Остах помолчал немного, ерзая на кровати. Я уже начал проваливаться в сон, когда он начал свой рассказ:
— Знаешь, в горах как-то мимо проходило, незаметно совсем, мимо глаз… А здесь словно прозрел. Смотрю на тебя — и Эндира вижу… Правда, чуть постарше. И лицо то же, и повадки. Вот и эта история. Твой дед Эндир Законник, не успев толком приехать сюда, в первый же день учинил побоище. Я как фингалы у рыжих увидел — мигом вспомнил. Меня тогда рядом не было, правда, не познакомились мы еще. Но рассказ Эндира я хорошо помню.
Когда Эндир приехал — он по-имперски и не говорил толком. А понимал — с пятое на десятое. И из взрослых никого смышленого рядом не оказалось — с наследником одних слуг отправили. Самых нерадивых. Вот мальчик Эндир проходит через ворота: рот корытом, глаза на лоб. А местная гопота — одноклассники его будущие — мелкого к нему подослали. Тот у Эндира спрашивает — правда, мол, что горцы пальцем задницу вытирают? А Эндир глазами хлопает, понять не может, чего этот малец лопоухий лопочет.