[с 15 по 16 августа записи отсутствуют]
17 августа 1983 г.
я кушаю вкусно очень спасибо ребятам приносят там что-то только ложку трудно в руке держать прямо так морду опускаю и чавкаю а потом смеюсь потому что смешно очень ручку тоже держать трудно когда пишу и вижу хорошо очень еще хочу в туалет и научился рыгать смешно
все очень смешно очень долго смеюсь вы тоже посмейтесь
18 августа 1983 г.
не могу рзаобрать свои краакули а меня порсят продолжть писать
19 августа 1983 г. жрать хчоу и в таулет хчу
20 августа 1983 г. жру вкусно суки мращи идите нх ауй я лчшу вас
21 августа 1983 г. жркер вчн ск мрщщщ
22 августа 1983 г. жу жу жу жу
23 августа 1983 г.
[неразборчивые каракули на весь лист, дальше записи обрываются]
ПРИЛОЖЕНИЕ
Образец № 57 ликвидирован 30.08.1983 и уничтожен в высокотемпературной печи согласно протоколу.
Научный сотрудник
КАТАСОНОВ А. Е.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Из книги Андрея Тихонова «На Калужский большак»
23 декабря 1941 года, поселок Недельное
Утром в Недельное вступил на подмогу 830-й стрелковый полк, увязший до того в боях за ближайшие деревни. Свежие силы прикрыли направление Чухловки, откуда, скорее всего, стали бы контратаковать немцы.
Согласно новому приказу, дивизии предстояло ожидать пополнения, заняв круговую оборону. На подступах к Калужскому большаку все еще вел долгие бои 586-й гвардейский стрелковый полк; без него любые дальнейшие действия были бы неразумны.
Удивительно, как быстро возвращался поселок к мирной жизни — если, конечно, эту жизнь можно назвать мирной. Местные прибирались во дворах, дети растаскивали на игрушки фашистские награды и бляхи от ремней, бабы пытались накормить и напоить солдат, чем могли. С самого утра затопили печи, и повалил дым из труб, такой непривычный мирный дым, без пожаров и бомбежек.
Несмотря на кажущееся спокойствие ситуации, бойцы не расслаблялись. Ясно, что наступать далее пока нельзя и немцы используют тишину для передышки; контратака была всего лишь вопросом времени. Наверное, двух, максимум трех дней. Положение дивизии, несмотря на достигнутый успех, осложнялось тем, что ее части вклинились глубоко в немецкий фронт и ответный удар мог последовать сразу с трех сторон.
Взвод лейтенанта Старцева попал в резерв и занял позиции в центре села, у бывшей торговой лавки через площадь от храма Покрова Пресвятой Богородицы. Ближе к храму засела рота автоматчиков.
Обустроив позиции, бойцы взвода Старцева расположились на часовой отдых. Сам Старцев убежал в штаб дивизии, сержант Громов позвал Пантелеева за дровами для костра; Игнатюк пошел по своим делам, не сказав куда.
Стоял мороз, и солнце ослепительно искрилось на свежем снегу, присыпавшем за ночь грязь от колес грузовиков.
Селиванов привалился спиной к стене лавки и принялся записывать в блокнот события прошлого дня. Максимов и Денисенко дремали рядом полусидя, укутавшись в шинели. Селиванов тоже был бы не прочь вздремнуть, но после ночного кошмара с тенями гнал от себя эту мысль.
Вокруг кололи дрова, разводили костры, гремели котелками с горячей едой, чистили оружие. В конце улицы рычал мотор полуторки: ее пытались вытолкнуть из сугроба.
Селиванов замер с огрызком карандаша над листком блокнота и вдруг понял, что больше не знает, о чем писать. Мысли в голове кончились.
Тогда он перекинул листок и стал записывать слова, которые давно сидели в его голове:
Шел солдат, упал солдат
В желтую траву,
В бесконечный звездопад,
В сказку наяву…
Задумался, огляделся, закрыл блокнот. Больше ничего на ум не приходило.
Вскоре вернулся Игнатюк. В руке он нес длинную деревянную палку с прибитой к концу немецкой каской.
— Смотрите, что сварганил! — сказал Игнатюк, с гордостью показывая бойцам непонятную конструкцию.
Максимов и Денисенко недовольно разлепили сонные глаза.
— Что это ты задумал? — спросил Селиванов.
— Сам видишь, приладил фрицевскую каску к палке. Агрегат будет! Говно из ямы выгребать!
Бойцы пустились в хохот.
— На кой тебе это с собой? — спросил сонно Максимов.
— Не с собой… Я для девицы этой, Анны. В гостях у нее побывал, вот жаловалась, что сортир совсем забит.
— А ты романтик, — улыбнулся Селиванов.
— Такова, брат, суровая романтика войны, — возразил с ученым видом Игнатюк. — Ладно, пойду вручу даме агрегат.
— Вручи, вручи даме… свой агрегат, — тихо сказал Денисенко.
Все вновь рассмеялись, а затем смолкли — к взводу приближался лейтенант Старцев, хмурый и собранный.
— Здорово, бойцы, — бросил на ходу лейтенант, увидев затем палку с каской в руках Игнатюка. — Что это у тебя?
— Агрегат, товарищ лейтенант. Хозяйственный, — смутился Игнатюк.
Старцев коротко кивнул; видимо, разбираться у него не было времени.
— Командир отделения где?
— Громов за дровами ушел, — сказал Максимов.
— Через час построение, — хмуро ответил Старцев. — Так что далеко не уходите. Пойду остальным сержантам скажу.
— Что так, товарищ лейтенант? Опять наступаем? — спросил Игнатюк.
Старцев криво усмехнулся красивыми губами.
— Если бы, — сказал он. — Передовое охранение заметило разведку немцев в стороне Чухловки. Так что вы не расслабляйтесь.
Сказав это, рассеянно бросил взгляд на Игнатюка.
— Ремень-то поправь… Вояка с агрегатом.
Вдалеке, со стороны Поречья, вдруг гулко ухнул миномет.
С крыши соседней избы разлетелись перепуганные вороны.
— Нормально. Наши стреляют, — сказал Старцев.
* * *
25 сентября 1993 года
Закрытое административно-территориальное образование «Покров-17», Калужская область
Ночью меня разбудил толчок в бок. Я разлепил глаза: рядом сидел Каменев.
Мы спали в зале на двух пыльных матрасах. На кровати, развесив паучьи лапки и накрывшись лоскутным одеялом, дремал Харон Семенович.
— Что такое? — недовольно спросил я.
— Выйдем на крыльцо, — прошептал Каменев. — Покурим. Он выглядел так, будто и не собирался ложиться спать.
— Иди в жопу. Не хочу курить. Спать хочу, — сказал я.
