Вакуум.
Грааль выронил шкатулку и побежал обратно к камням. Может быть, Хирка уже на пути сюда? Или кто-нибудь другой…
Он опустил руку на одну из покрытых мхом глыб и стал ждать.
Пока не ощутил что-то.
Зуд в венах.
Никто не пришёл. Ничего не произошло. Но кровь… Сердце разрасталось в груди. Тяжелее и медленнее качало кровь, как будто внезапно её стало больше.
Затем накатила волна и подхватила Грааля. Ворвалась в его вены и повалила на колени. Он впился когтями в жёлтый вереск. В землю. И впервые за тысячу лет ощутил… То, что у него отняли. То, за что он сражался. То, к чему никогда больше не надеялся прикоснуться.
Поток.
И вот Поток здесь.
Он усиливался и разрывал Грааля. А тот принимал. Жадно пил. Затем повалился на землю и пополз, зарываясь носом в мох и нюхая почву. Грибы. Кора. Черви. Он желал слиться с Потоком и умереть от счастья.
Кто-то смотрел на Грааля.
Он поднял глаза. На низком камне, похожем на могильный памятник, сидел ворон, который склонил голову набок и моргал.
Грааль поднялся на колени. Казалось, чёрная птица в чём-то винит его. Или насмехается. Он подполз к камню, сел рядом и восстановил дыхание. Колени на брюках испачкались.
Ворон взлетел и скрылся над горами.
Грааль снова слился с Потоком, который раскрыл его. Обнажил его. Разобрал на части и позволил увидеть себя со стороны. За последнюю тысячу лет это зрелище оказалось самым прекрасным и самым страшным из всего, виденного им.
Грааль упёрся локтями в колени и заплакал.
Последняя зарубка
Ример встал. На поле брани воцарилась тишина. Это казалось неправильным. Гибельным. Как будто тишина пыталась приуменьшить значение хаоса, через который все они прошли.
– Ример?
Юноша узнал необычный выговор: резкое «р» и почти неслышное «е», и повернулся к Колайлю. Тот, сгорбившись, сидел на земле. О его ногу тёрся кот, но у трупорождённого, казалось, не осталось сил поднять руку. Воины посмотрели друг на друга, но не произнесли ни слова. Что тут скажешь?
Набирны группами сидели возле каменного круга. Измотанные. Молчаливые. Парализованные от того, что сотворила Хирка. Как будто она лишила их воли и возможности стоять на ногах. Ример слился с Потоком, чтобы удостовериться: тот всё ещё здесь. На какое-то время он пропадал. Это было похоже на внезапное исчезновение воздуха, необходимого для дыхания. Юноше это не причинило вреда, но, без сомнения, тяжело сказалось на слепых.
А как же она? Как это сказалось на ней?
– Хирка?
На зов никто не откликнулся. Ример шагал среди павших, вглядываясь в их лица. Он должен был смотреть. Должен был знать, кого потерял. Кто-то из воинов мёртво таращился в ответ. Он переворачивал тела животом вниз, чтобы вороны не выклевали глаза.
Ример увидел, что другие заняты тем же самым. Мужчина в красно-чёрных доспехах нетвёрдой поступью бродил среди трупов неподалёку. Они встретились взглядами, и бывший ворононосец узнал его. Совсем недавно этот воин нападал с поднятым мечом. Целую вечность назад. Тогда. Не сейчас.
Сейчас они посмотрели друг на друга и разошлись. В чём заключалась разница между тогда и сейчас? Можно ли вообще когда-нибудь научиться существовать в такой тишине, которая воцарилась теперь, но при условии, что перед этим не придётся истекать кровью? И кто Ример такой, чтобы задаваться подобным вопросом после того, как всю жизнь занимался лишь тем, что поил землю кровью?
Мастер Колкагг почувствовал себя опустошённым. Как пропасть, которая не могла принять ничего, наполненного смыслом. Только её.
– ХИРКА!
Дождь прекратился. Ветер трепал волосы мёртвых воинов и пытался обмануть Римера, заставив поверить, что они ещё живы. Но уцелевшие уже убежали. Или бежали сейчас. Они тащили за собой раненых вверх по склонам, чтобы найти место и дать им умереть спокойно.
Их можно спасти. Многих можно спасти.
Набирны и имлинги бродили бок о бок и не подозревали, что кровь одних способна унять боль других. Они абсолютно ничего не знали друг о друге. Неподалёку от Римера слепой, которого он помнил по Равнхову, опустился на колени. Они сражались на одной стороне, но кто знает, как дело обстояло теперь… Трупорождённый выглядел бледным даже для набирна, как будто потерял много крови. Но на нём не было открытых ран.
Земля раскололась, и от Эйсвальдра до Блиндбола пролегла расселина. Ример шёл вдоль разлома по полю битвы, которое дышало пылью, как живое существо. Существо из кошмарных снов. В какой-то момент юноше показалось, что оно испустило вопль, но потом сообразил, что слышит крик женщины.
Трупорождённая с чёрными губами и волосами застряла в самой узкой части разлома. Увидев Римера, она перестала орать, просто смотрела на него белыми глазами. Он не видел её в Равнхове. Возможно, слепая сражалась на стороне врагов.
Ан-Эльдерин сел на корточки и протянул ей руку, а затем помог выбраться.
В незнакомке было что-то пугающее помимо высокого роста и физической силы. Помимо чёрных губ. Она прислонилась к Римеру и обнюхала его, как зверь. Потом криво усмехнулась.
– Значит, ты – это он, – произнесла спасённая по-имландски.
Ример не ответил. Он отвернулся от слепой и продолжил поиски, время от времени выкрикивая:
– ХИРКА!
А затем заметил её. От вида рыжих волос кровь понеслась по венам, как будто до этого стояла неподвижно. Девушка лежала на покосившемся камне, наполовину съехавшем в расселину. Потом с трудом приподнялась и заморгала. Глаза выглядели усталыми, но это снова были глаза Хирки. Её неповторимые удивительные зелёные глаза. А не слепые бельма трупорождённой. Она снова закрыла их, как будто не имея сил даже смотреть на Римера.
– Зарубка тебе, если вытащишь меня наверх, – сказала эта невероятная девчонка.
– Мне казалось, мы покончили с зарубками? – прокричал он, перевешиваясь через край разлома.
– Тогда иди сюда.
Можно подумать, Ример уже не лез вниз.
Он спрыгнул на камень и уселся рядом с Хиркой, которая лежала с закрытыми глазами. Она была одета как трупорождённая, а обувь походила на повязки, обвитые вокруг ног. Ремешки поднимались высоко по голени и впитывали в себя кровь из открытых ран над коленями. Волосы на камне рыжим ореолом окружали голову девушки.
Ример ненавидел этот мир за всё, через что ей пришлось пройти. Ненавидел, что сам стал одной из причин уничтоживших её страданий. Но Хирка лежала здесь. Живая. И сумела сделать всё, что собиралась.
А я? Что сделал я?
