Ример тихо рассмеялся. А затем излил на терпеливого слушателя водопад слов, хотя и понимал, что всё сказанное покажется тому бессмыслицей. Но не мог остановиться. Бывшему Колкагге казалось, что он впервые за всю жизнь делится с кем-то сокровенным. И поведал Линдри обо всём. О путешествии в мир людей. О братьях Граале и Наиэле. О тысячелетней вражде. О том, что один из слепых находится в изгнании, а второй был самим Всевидящим. Всевидящим, которого он убил.
Лжи, в которой Ример вырос, больше не существовало. Вместо этого он узнал историю о слепом, предавшем свой народ и завоевавшем Имланд.
Он рассказал о Хирке и её крови, о том, что она – одна из них. Из тех, кто хочет ворваться через врата в их мир, чтобы вернуть себе однажды утраченное. И он ничего не может сделать для того, чтобы остановить их. Больше не может. Потому что понапрасну растратил ту небольшую власть, которой был наделён.
Слова и силы иссякли одновременно. Ример сжал кулаки и опустил на них подбородок. Затем посмотрел на Линдри в ожидании реакции на свои признания, но её не последовало. Старик сидел и кивал даже после того, как наступила тишина, а веки казались такими тяжёлыми, что делали его похожим на спящего. Но вот торговец выпрямился и хлопнул руками по столу.
– Значит, этому миру придёт конец? Ты это хочешь сказать?
– Это правильный вывод, – ответил Ример.
– Да, тогда остаётся только одно, – Линдри медленно поднялся. Морщины на его лице стали глубже от боли, пронзившей суставы.
– Что же?
– Заварить чай.
Он подошёл к стойке и разжёг огонь под одним из чёрных чугунных чайников, которые стояли ровным рядом, с повёрнутыми в одну сторону носиками.
– Заварить чай? Это твой выход по случаю конца света?
– У тебя есть предложение получше?
Ример уставился на столешницу. Поверхность выглядела грубой, словно её вытесали из выброшенной на берег древесины, с зазубринами и царапинами.
Нет, предложения получше у него не было. Что бы он ни делал, буря всё равно разразится.
Линдри поставил чайник на стол перед гостем. От горячего чугунного сосуда исходил насыщенный аромат гораздо сильнее запаха чая. Торговец снова сел и подвинул Римеру наполненную до краёв чашку.
– Значит, ты убил Всевидящего? Брата её отца?
– Он убил бы её, если бы ему выпал шанс.
Ример приложил руку к карману и нащупал в нём ракушку, украшение, которое он подарил Хирке перед тем, как она покинула Имланд. Теперь оно вернулось обратно к хозяину. Подвеску передал Грааль. Без объяснений. Возможно, таким образом он хотел сказать, что Ример должен забыть наполовину слепую рыжую девушку, что теперь её ждёт иная судьба.
Он надеялся на это, потому что альтернатива выглядела хуже: Хирка сама попросила Грааля передать украшение. Таково было её желание.
В груди у Римера всё сжалось. Он схватил чашку и одним глотком проглотил содержимое. Как хорошо, что напиток оказался настолько крепким. От горла до желудка разлился жар.
Ример даже не догадывался, насколько сильно его тянет к Хирке, пока не встретился с нею в пульсирующем от музыки помещении. Там было очень оживлённо. Много людей. Все потомки Одина, насколько он понял. Но Ример в то же время остался наедине с рыжей девушкой, потому что позабыл обо всём и обо всех.
Он взял бы её прямо там и тогда, если бы ему представилась возможность. Страсть оказалась такой сильной, такой всепоглощающей.
Такой разрушительной.
Из-за неё он совершал дурацкие поступки. Поступки, которые не только сокрушили его самого, но теперь грозили уничтожить и Совет. И Равнхов. И Имланд.
Ример принял клюв и сам превратил себя в раба. Этого не следовало рассказывать ни Ярладину, ни Линдри. Никто не должен узнать, что бывший ворононосец бессилен и отдан на волю Грааля.
Который был опаснее, чем думала Хирка. Он натравит их друг на друга, если придётся. Оставалось надеяться только на то, что набирн любит дочь. В его взгляде Ример заметил отцовскую гордость, а ещё твёрдое намерение идти по трупам.
Она считает меня таким же.
– Я знаю, кто ты есть и кем ты не являешься, ворононосец. – Линдри вновь наполнил чашки. Он говорил так, будто читал мысли юноши.
– Я больше не ворононосец. Я умер, это всем известно.
– Если позволишь, Ример Ан-Эльдерин… Ты рассказал мне, что произошло, а теперь я поведаю тебе о том, что думаю. Я вырос в этом городе и помню день, когда ты появился на свет. Это случилось не так уж давно.
– Уже почти двадцать лет назад, Линдри.
Старик улыбнулся. Морщинки протянулись от уголков глаз до самых висков.
– Дитя, которого все ждали. Всевидящий рассудил, что это дитя будет жить, а вот я посчитал, что мальчика ждёт непростая судьба. Только подумай, расти с таким грузом на плечах. В тот же день начали продавать амулеты с твоим изображением, ты знал?
Ример знал это слишком хорошо. Он ковырял ногтем зазубрину на чайной чашке. Было в ней что-то знакомое. Казалось, он и раньше пил из этой самой чашки. Он сделал ещё один глоток. В нос ударил резкий запах. Линдри же продолжал:
– Насколько я могу судить, ты вырос в клетке. В клетке, из-за которой весь остальной мир тебе завидовал, но клетка – она и есть клетка. Они сделали всё, чтобы ты стал таким, как они. Но вышло по-иному. У тебя хватило сил избрать собственный путь. Я поддерживаю далеко не все совершённые тобой поступки, но силы воли тебе не занимать, это точно.
Ветер выл за стенами дома. Линдри начал растирать ладони, как будто стоны сквозняка напомнили ему, как сейчас холодно. Затем возобновил рассуждения:
– О тебе много всякого говорят. Я и сам думал, что ты для нас потерян. Особенно после того, как явился сюда с той размалёванной дамочкой. С танцовщицей. Но в том случае тобой двигало не только желание молодого мужчины, так ведь? Я прожил три четверти века, Ример. Думаешь, я никогда не слышал о слеповстве? Я знаю, она что-то сделала с тобой. Можешь не рассказывать, что именно, но предполагаю, это было необходимо, чтобы последовать за Хиркой. И да, ты убил Свартэльда. Своего учителя. Но это было его выбором, не твоим. Тебя обманули. Кто бы поступил иначе на твоём месте?
Ример отвёл глаза. Лучше бы Линдри осудил его, а не проявил понимание.
– Ты молод. Хотел бы я сказать, что различить верное и неверное с годами становится легче, но это не так. Всё наоборот. Чем старше становишься, тем больше узнаёшь. А я видел столько ошибок и несовершенств, что понимаю, насколько непросто сделать правильный выбор.
Ример усмехнулся.
– Она говорит не так.
– Хирка выросла не в Эйсвальдре, в отличие от тебя. Ты сын Совета. Тебя никогда не учили поступать по совести. Ты вырос с убеждением, что что бы ты ни сделал, это будет правильно. Семьи – это закон, а закон – это семьи. И всё же ты ведёшь борьбу против самого себя и поэтому становишься хорошим мужчиной. Сильным мужчиной. Только такому под силу справиться, даже потеряв всё.
