Может быть, он просто играет со мной, потому что ему скучно? Потому что в этой дыре я какой-никакой свежачок? Но после игры в снежки на его лице была написана не скука, а ярость – он был зол на Флинта. Что нелепо, ведь Флинт спас меня от сотрясения мозга, перелома ноги, а может, и от смерти.
Но если парень не питает к тебе теплых чувств, он не станет вести себя так, как Джексон, не так ли? Не станет устраивать сцену – а Джексон именно устроил сцену, потому что счел, что Флинт поставил меня под удар.
Так питает он ко мне какие-то чувства или все-таки нет?
Не знаю. У меня был только один бойфренд, и Гейб никогда не вызывал во мне подобных чувств. Мы с ним дружили несколько лет, затем наша дружба переросла в нечто большее – на какое-то время. Мы вместе выходили в свет, иногда обнимались и целовались – ничего необычного. С Гейбом мне было легко. При виде него у меня никогда не перехватывало дыхание, не потели ладони, не замирало сердце. Я никогда не зацикливалась на том, что он мне говорил, никогда так не жаждала его прикосновений, как жажду прикосновений Джексона.
А что же чувствует сам Джексон?
– О боже!
Похоже, Мэйси наконец вышла из комы, в которую ее загнал Джексон и которая продолжалась последние пять минут. Я бросаю не нее многозначительный взгляд:
– Не начинай.
– О боже! О боже! Что это было?
– Я упала с дерева. Флинт спас меня от смерти. Джексон отнес меня в нашу комнату, потому что я растянула лодыжку. – Я говорю все это как можно более небрежным тоном, надеясь, что так Мэйси не поймет, какой сумбур царит сейчас у меня в голове.
– Это детали. – Она плюхается на кровать, стараясь не задеть мою больную лодыжку.
– По-моему, здесь важны именно детали.
– Ну нет, только не в этом случае – тут важна картина в целом.
– А что представляет собой эта самая картина в целом?
– То, что на тебя запали два самых популярных парня в нашей школе.
Я запутываюсь в снимаемой толстовке, когда пытаюсь понять по ее лицу, серьезно она говорит или нет.
– И ничего они не запали. – Мне наконец удается стащить с себя толстовку после того, как я развязываю завязки ее капюшона, которые душили меня. – И вообще, разве не ты недавно предостерегала меня, советуя держаться как можно дальше от Джексона?
– Это было до того.
– До чего?
– До того, как я увидела, как он на тебя смотрит. – Она закрывает глаза и издает звук, очень похожий на тот, который слетел с ее губ, когда Джексон подарил ей улыбку. – Как бы мне хотелось, чтобы Кэм вот так смотрел на меня.
– Ты хочешь, чтобы твой бойфренд смотрел на тебя так, словно он высокомерный козел, привыкший к тому, что ему никто никогда не перечит и все всегда делается так, как хочет он?
– Именно так Кэм на меня и смотрит. А я хочу, чтобы он бросал на меня такие взгляды, будто он испытывает настоящую физическую боль оттого, что не может прикоснуться ко мне.
– И вовсе Джексон не смотрит на меня так. – Но я начинаю думать, что сама смотрю на него именно так.
Мэйси фыркает:
– Да если бы этот парень желал тебя еще больше, он бы просто-напросто самовоспламенился.
От ее слов меня охватывает такой жар, словно сейчас воспламенюсь я сама, особенно если и дальше буду думать о Джексоне. Право же, этот парень слишком уж привлекателен… и совсем лишил меня покоя. И если Мэйси права, если то, что он думает обо мне, хоть немного похоже на то, что о нем думаю я…
– Здесь что, стало жарче? – спрашиваю я, пытаясь стянуть с себя бесчисленные слои одежек.
– После трех дней, когда ты все время мерзла, я не ожидала, что когда-нибудь услышу от тебя такое. – Мэйси хватает мой зимний полукомбинезон и так сильно тянет его на себя, что наполовину стаскивает меня с кровати. – Причем для того, чтобы согреться, тебе оказалось достаточно просто тесно сблизиться с самым опасным парнем в школе.
Я шлепаю ее по рукам:
– Что ты делаешь?
– Пытаюсь тебе помочь. Эти одежки трудно снять, если ты не можешь стоять. – Она снова дергает штанины полукомбинезона, но у нее ничего не выходит.
– Перестань. Я вполне могу раздеться сама. – Я встаю и, стоя на одной ноге, стягиваю с себя и полукомбинезон, и флисовые штаны. Теперь на мне осталось только термобелье и один шерстяной носок, так что я больше не потею.
Мэйси молча стаскивает с себя одежду, затем, когда мы обе снова усаживаемся на мою кровать, смотрит мне прямо в глаза и говорит:
– Ты уже достаточно тянула время. Ну, давай, колись.
– Да мне, в общем-то, нечего рассказывать. – Я накрываюсь одеялом и прислоняюсь спиной к стене. – Ты же сама говорила, что здесь различные группы учеников не общаются между собой.
– Ну, ты еще не вошла ни в одну из здешних групп, так что к тебе эти правила неприменимы. А тому, что тебе будто бы нечего рассказывать, я не верю. Ты находишься здесь семьдесят два часа – и, между прочим, большую часть этого времени рядом с тобой была я. Но не все время, потому что я понятия не имела, что два самых потрясных парня в школе сцепятся из-за тебя рогами на глазах половины учеников двенадцатого класса. – Она устремляет на меня изумленный взгляд: – Когда же это произошло? И как?
– Ничего не было, честное слова. Мы с Флинтом просто друзья…
– Ага, как же.
– Я серьезно. Он очень мил, но ведет себя со мной просто как друг – не более.
– И ты говоришь это после того, как он фактически пронес тебя по всей лестнице, а потом буквально лез из кожи вон, стараясь заполучить тебя на игру в снежки?
– Ты же, кажется, сама попросила его донести меня по лестнице до нашего этажа. У меня была горная болезнь, помнишь?
– А разве я просила его прыгать с дерева, чтобы спасти тебе жизнь?
– Уверена, что, если бы у тебя было время, ты попросила бы его и об этом.
– О господи, как же ты несносна. – Она прислоняется спиной к стене. – Не могу понять, обманываешь ли ты себя или же в самом деле так наивна.
– Ничего я себя не обманываю. И я вовсе не наивна. Честное слово, Мэйси, между мною и Флинтом ничего нет.
Она пытливо смотрит на меня, затем кивает:
– Хорошо, пусть так. Но ты не сказала того же о себе и Джексоне.
– Джексон и я… Джексон… Я хочу сказать, что мы… Я не… – Я замолкаю, чувствуя, как горят мои щеки, потому что даже мне самой очевидно, насколько бессвязной стала моя речь.
– Ничего себе. – У Мэйси округляются глаза: – Неужели все так серьезно?
Я не знаю, что ей сказать. Но Мэйси учится в этой школе куда дольше моего, а значит, о Джексоне ей известно намного больше, чем мне, и было бы очень неплохо воспользоваться этим знанием.
