Двадцать минут спустя мы наконец спускаемся по черной лестнице (тут не так чтобы много народу, клянется Мэйси) в кафетерий, пройдя по меньшей мере мимо семи комплектов рыцарских доспехов, четырех громадных каминов и стольких колонн, сколько не сыскалось бы во всей Древней Греции.
Последнее, конечно, являет собой некоторое преувеличение, но совсем небольшое. К тому же здесь колонны не белые, а черные, что, на мой взгляд, дает им дополнительные очки. Не говоря уже о том, что их капители и подножия отделаны позолотой.
Все это просто уму непостижимо. Невероятно уже и то, что моя школа находится на Аляске, в настоящем замке, с залами, имеющими кроваво-красные потолки, и стрельчатыми готическими арками – это вообще улет.
Во всяком случае, если игнорировать всех тех, кто глазеет на меня, пока мы идем через все эти залы. Мэйси говорит мне, что это просто из-за того, что я новенькая, и советует не обращать на них внимания. Но сделать это нелегко, ведь, когда я прохожу мимо, люди, не скрываясь, оборачиваются, чтобы посмотреть на меня. Я знаю, Мэйси говорила, что они учатся вместе уже давно, но ведь я тут не первая новенькая, не так ли? Думать, что я первая, было бы глупо. В школах все время появляются новые ученики, даже если эти школы находятся на Аляске.
Мэйси прерывает мой внутренний монолог возгласом: «Вот мы и пришли!» – и мы останавливаемся перед черно-золотыми дверьми. Двери украшены резьбой, я пытаюсь рассмотреть ее, но моя кузина слишком спешит показать мне кафетерий. Да ладно, думаю, раз я видела кафетерий в моей прежней школе… значит, я видела их все.
Но когда она с помпой распахивает одну из дверей, словно ведущая телевикторины, демонстрирующая автомобиль, скрытый за первым занавесом, я понимаю, что ошибалась. Опять. Потому что этот кафетерий – и мне неловко даже называть этот зал таким прозаичным словом – не похож ни на что из того, что я видела прежде. Вообще.
Пожалуй, он может заткнуть за пояс даже здешнюю библиотеку.
Во-первых, этот зал огромен и его длинные стены украшены фресками с изображениями драконов, волков и я не знаю чего еще. Края потолка отделаны черно-золотым бордюром, такой же бордюр обрамляет и каждую из фресок, словно это картина в раме. Живущий во мне художник восхищен и хочет внимательно изучить их все, но через полчаса у меня начнется урок, так что с этим придется подождать. К тому же здесь столько всего интересного, столько всего нужно рассмотреть, что у меня разбегаются глаза.
Потолок тут сводчатый, у него кричащий кроваво-красный цвет, и он отделан черной лепниной, образующей затейливый повторяющийся геометрический узор, из центра каждой части которого свисает огромная хрустальная люстра, и от всех их исходит мягкий свет, подчеркивающий здешнее великолепие.
Здесь нет ни простеньких столиков, похожих на столы для пикника, ни утилитарных подносов, ни пластиковых столовых приборов. Три длинных во всю длину зала стола покрыты скатертями, в которых сочетаются черный, золотой и кремовый цвета. Они окружены мягкими стульями с высокими спинками, и на каждом из них стоит настоящий фарфор и лежат серебряные столовые приборы.
В зале звучит классическая музыка, мрачная и жутковатая. Я мало что знаю о музыке такого рода, но мне хорошо известно, что такое настоящая музыкальная драма, и это именно она.
А потому я не могу удержаться и говорю Мэйси:
– Музыка звучит… интересно.
– Это «Пляска смерти» Камиля Сен-Санса. Да, знаю, это слишком уж круто, но мой отец приказывает включать ее здесь каждый год на Хэллоуин. Вместе с саундтреком из «Челюстей» и еще кое-какой классикой. Просто эту музыку еще не заменили.
Я думаю о Лии и о том, что она сказала о подушках в библиотеке – что их не успели убрать. В моей прежней школе празднование Хэллоуина исчерпывалось зачитыванием какой-нибудь страшной истории на уроке английского и литературы и конкурсом костюмов, проводимым в школьном дворе. А вот Кэтмир вывел этот праздник на совершенно новый уровень.
– Она классная, – говорю я. Мы идем вдоль одного из столов, пока не находим несколько незанятых стульев.
– У моего отца Хэллоуин всегда был самым любимым праздником, – замечает Мэйси.
– В самом деле? Это странно, ведь мой отец его терпеть не мог. Я думала, это из-за какого-то случая из его детства, но раз Хэллоуин так любит твой отец, ясно, что дело не в этом. – Как-то раз несколько лет назад я спросила отца, почему он так ненавидит этот праздник, и он ответил, что расскажет мне об этом, когда я стану старше.
Однако у Вселенной, похоже, были иные планы.
– Да, странно. – Мэйси оглядывается по сторонам. – Ну, скажи, разве тут не клево? Мне не терпелось показать тебе это место.
– Конечно, клево. Мне хочется потратить несколько часов, просто-напросто рассматривая эти фрески.
– Ну, у тебя есть впереди целый год, так что… – Она делает мне знак сесть. – Что тебе принести? Ну, кроме печенья «Черри поп Тартс».
– Я могу пойти с тобой.
– Как-нибудь в другой раз. Сейчас тебе нужно разгрузить твою больную ногу, так что посиди. К тому же я уверена, что сегодня у тебя будет нелегкий день, поэтому позволь мне хоть немного тебе помочь.
– На это трудно сказать «нет», – говорю я, потому что она права. Мне уже приходится нелегко, а ведь день только начался. Ко всему прочему, я тронута стараниями Мэйси облегчить мою жизнь и благодарно улыбаюсь ей.
– Вот и не говори «нет». – Она игриво толкает меня в сторону ближайшего стула. – Просто скажи мне, что ты будешь есть, иначе я возьму тебе стейк из тюленьего мяса и яичницу.
Должно быть, на моем лице отображается ужас, потому что она разражается смехом.
– Как насчет пачки печенья «Черри поп Тартс» и йогурта с консервированными ягодами?
– С консервированными ягодами? – с сомнением переспрашиваю я.
– Да, Фиона, наш шеф-повар, консервирует их сама, в сезон. Начиная с поздней осени здесь вообще бывает трудно найти свежие фрукты. Фрукты, которые выставили на стол на вечеринке, – это исключение.
– А, ну да. – Какая же я глупая! Разумеется, в ноябре на Аляске нет свежих ягод. Если пинта мороженого стоит здесь десять долларов, то можно себе представить, сколько придется выложить за пинту клубники. – Звучит неплохо. Спасибо.
– Нет проблем. – Она ухмыляется: – Сядь, дай отдых ногам. Я сейчас вернусь.
Я выбираю стул, на который можно сесть лицом к стене, – отчасти потому, что и правда хочу рассмотреть ближайшую фреску, а отчасти потому, что мне надоело ловить на себе назойливые взгляды. Если я сяду спиной к залу, то больше не буду видеть остальных учеников, а они не смогут пялиться на меня.
Минус же состоит в том, что так я не смогу искать глазами Джексона, а я очень надеялась, что сегодня утром его увижу. Я знаю, это звучит безрассудно, но я не могу не думать обо всем том, что было между нами вчера. Я надеялась, что сегодня утром он напишет мне на телефон, но он пока не появился.
