Грисп подпер кувшин тыльной стороной предплечья и сделал глоток густой едкой жидкости. Гадробийские старухи в горах еще жевали колючие кактусы, закалив слизистую рта огнем, и сплевывали мякоть в котлы с водой, подслащенной мочой девственниц. Смесь настаивалась в сшитых из овечьих кишок мехах, засыпанных кучей навоза. И в тонком букете вкусов, если зажмурить слезящиеся глаза, можно прочувствовать каждый проклятый этап замысловатого процесса приготовления. И затем – взрыв неудержимого кашля и отчаянный вдох; а потом…
Но тут Побегайчик взвился – насколько это может сделать двулапый пес. Уши торчком и как будто раздулись – нет, это пойло так действует – и шерсть на загривке встала дыбом, а крысиный дрожащий хвост отчаянно опустился и спрятался между обрубками задних ног – нижние боги, Побегайчик заскулил и бросился под крыльцо, только поглядите! И это на двух лапах!
Видать, идет буря…
Подняв взгляд, Грисп увидел приближающиеся зловещие огоньки. Они двигались парами вверх и вниз. И сколько этих пар? Грисп не мог сосчитать. Когда-то он умел считать до двадцати, но кактусовка очень плохо влияет на мозги. Похоже, и на счет, и на соображалку.
Шаровые молнии! Несутся прямо к нему!
Грисп завопил. Вернее, попытался. Вот только два комка попали в глотку, и он уже не мог дышать, а только смотрел, застыв, как стая гигантских собак с шумом несется прямо по трем жалким грядкам, оставляя за собой вскопанное, растоптанное месиво. Два зверя бросились прямо на него с разинутыми пастями. Грисп, коротко ахнув, качнулся назад на задних ножках кресла, потерял равновесие и упал на спину, задрав ноги вверх; и тут же две громадные пасти клацнули в том месте, где только что была его голова.
Лачуга за собаками разваливалась – серые обломки дерева и посуда разлетались во все стороны.
Когда Грисп упал на крыльцо, два комка вылетели у него изо рта с потоком воздуха из легких. Тяжесть кувшина, за ручку которого он еще цеплялся двумя пальцами, повалила его из упавшего кресла вбок. Грисп рухнул на живот и, подняв голову, увидел, что лачуги больше нет, а звери быстро удаляются в сторону города.
Застонав, он опустил голову и уперся лбом в доски; через трещину он видел укоризненные глазки Побегайчика.
– Это верно, – прошептал он. – Пора, старик Побегайчик, собирать пожитки и уходить. На новые пастбища? Перед нами весь мир – он ждет с распростертыми объятиями, он…
И тут громыхнули ближайшие ворота города; ударная волна снова повалила Гриспа на доски. Крыльцо заскрипело и зашаталось; Грисп успел только подумать о бедном Побегайчике – который пытался выкарабкаться так быстро, как только позволяли две лапы, – и крыльцо рухнуло.
Словно дюжина бронзовых колоколов, оглушительно зазвенев, сорвались с балок и падают, увлекая всю колокольню, – так сила семи Гончих снесла ворота с недостроенными башенками, караулку, конюшню и два соседних здания. Гончие сносили каменные блоки, бревна, кирпич и плитку, оставляя разбитую мебель и отделку – и несколько раздавленных тел. Тучи пыли, вспышки шипящего пламени из разорванных газовых труб – зловещего предвестника куда более страшных извержений…
Какой звук! Какое зловещее знамение! Друзья мои, гончие пришли. Да, они явились, чтобы принести хаос, собрать самую бессмысленную дань. Слепая, бесцельная жестокость, как удар стихии. Безжалостная в безразличии, зверская в случайности катастрофы. Как внезапный потоп, как торнадо, как гигантский смерч, землетрясение – так же слепо, бессмысленно, бесцельно!
Эти Гончие… нисколько не похожи.
За несколько мгновений до этого взрыва Злоба, все еще стоя перед усадьбой сестры, продажной сучки, пришла к решению. Она подняла к лицу прекрасно ухоженные руки и сжала кулаки. Над усадьбой собиралось пятно глубокой тьмы, раздувалось, пока на поверхности громадной бесформенной тучи не начали появляться кроваво-красные трещины.
Перед ее мысленным взором возникла сцена тысячелетней давности: разрушенный пейзаж из громадных кратеров – падение Увечного бога, стершее процветающую цивилизацию, от которой остались только пепел и эти кратеры с кипящей магмой, и в воздух поднимались высокие столбы ядовитых газов.
Древняя сцена представилась так живо, что она могла просто зачерпнуть из одного кратера магму, слепить гигантский шар размером с полгоры и вознести его над сонной усадьбой, над сонной, ничего не подозревающей сестрой. И когда все готово, можно просто… отпустить.
Громадная масса обрушилась темной кляксой. Усадьба – и соседние – исчезла, и, когда волна обжигающего жара обдала Злобу, а за ней через улицу прямо к ней устремилась стена лавы, она сообразила, взвизгнув, что и сама стоит слишком близко.
Древнее колдовство – грязное, его трудно оценивать и трудно контролировать. Злоба позволила собственной злобе влиять на суждение. Снова.
Единственным средством спастись оставался недостойный полет; и, поднявшись в воздух над переулком, она увидела в тридцати шагах, у перекрестка, темную фигуру.
Госпожа Зависть наблюдала за колдовством сначала с любопытством, потом с восхищением и благоговейным страхом, а затем – с яростной ревностью. У этой слюнявой коровы всегда получалось лучше! И все равно, увидев, как ее сестра-близнец едва избежала потока лавы, Зависть позволила себе безжалостно улыбнуться.
И направила бурлящую волну магии прямо сестре в лицо – чуть более симпатичное.
Злоба никогда не думала наперед. Вечная проблема – и она не убила себя давным-давно только благодаря явному, но кажущемуся случайным безразличию Зависти. Но раз уж корова решила напасть и положить всему конец, то и прекрасно.
Когда магия сестры обрушилась на Злобу, она сделала единственно возможное. Она вложила все силы в ответный удар. Мощь вырвалась из нее, столкнулась и перемешалась с мощью Зависти.
Они стояли меньше чем в двадцати шагах друг от друга, а пространство между ними напоминало сердце вулкана. Булыжники плавились, каменные и кирпичные стены трескались и проседали. Слышались тихие визги. С ломающихся крыш сыпалась черепица.
И, разумеется, женщины не слышали, как где-то вдали рушатся ворота, не видели огненного шара, взвившегося в ночное небо. Они даже не чувствовали прокатившейся под улицами дрожи – результата взрывов подземных газовых резервуаров.
Нет, Злоба и Зависть были заняты другим.
Внезапная атака двенадцати убийц в черном на усадьбу скрытной не получилась. Когда пять фигур возникли из переулка перед Ожогом и Леффом, еще трое с крыши дома справа послали арбалетные стрелы в одиноких стражников. Остальные четверо атаковали по двое – справа и слева.
Лобовая атака слишком быстро обнаружила себя; Ожог и Лефф пришли в движение, еще когда стрелы не добрались до цели. Такая несогласованность стала результатом недостаточной подготовки убийц: атака этой группы была, на деле, отвлекающим маневром, и в ней участвовали самые неумелые из нападающих.
Стрела отскочила от шлема Леффа. Другую отразила кольчуга Ожога, хотя удар в левое плечо заставил его пошатнуться.
