Хватит об этом.
У Каллора нет времени на эти игры. Чем выше задран нос, тем легче перерезать глотку. А если дойдет до этого, что ж, он не станет колебаться. Каллор неудержим, как все силы природы.
Он шагал, вздымая дерн и клочья травы. Над головой была странная безлунная ночь, а на западном горизонте – где уже давным-давно скрылось солнце – пульсировали пунцовые вспышки.
Выйдя на гравийную дорогу, он прибавил ходу, направляясь к ожидающему городу. Дорога пошла чуть вниз, а потом начался затяжной подъем. Поднявшись наверх, он остановился.
В сотне шагов впереди кто-то установил четыре факела на высоких столбах – там, где сходились четыре дороги; пятно света освещало перекресток. Поблизости не было видно домов, и непонятно, зачем нужна такая конструкция. Нахмурившись, Каллор пошел дальше.
Подойдя к перекрестку, он увидел, что на дорожном камне, прямо под одним из факелов кто-то сидит. В капюшоне, неподвижный, упершись предплечьями в бедра, руки в перчатках – на коленях.
Каллор почувствовал беспокойство. Он шаркнул сапогом по гравию и увидел, как поднимается капюшон, как встает и распрямляется фигура.
Вот дерьмо.
Незнакомец откинул капюшон и вышел на центр перекрестка.
Каллор узнал его, и волна смятения накрыла его.
– Нет, Спиннок Дюрав, нет.
Тисте анди обнажил меч.
– Верховный король, я не могу тебя пропустить.
– Пусть сам сражается в своей битве!
– Это не обязательно будет битва, – ответил Спиннок. – Я встал лагерем у самой дороги. Пойдем туда, посидим у огня, выпьем вина с пряностями. А придет утро – ты развернешься и пойдешь в другую сторону. А Даруджистан, Верховный король, не для тебя.
– Проклятый дурак. Ты же знаешь, что тебе не превзойти меня. – Он смотрел на воина с сомнением. В глубине души ему хотелось… боги… хотелось заплакать. – Сколько его преданных, доблестных поклонников умрут? И за что? Послушай, Спиннок. Я не испытываю вражды к тебе. И к Рейку. – Он повел рукой в кольчужной перчатке. – И даже к тем, кто преследует меня. Выслушай меня. Я тебя уважаю, Спиннок… Бездна возьми, я возмущался, как Рейк использовал тебя…
– Ты не понимаешь, – сказал тисте анди. – И никогда не понимал, Каллор.
– Ты не прав. Я не имею ничего против всех вас!
– А Корлат…
– Думаешь, я намеревался убить Скворца? Думаешь, я резал честных людей и верных солдат просто по злобе? Тебя там не было! Это Серебряная Лиса должна была умереть, и об этой неудаче мы все еще пожалеем. Попомни мои слова. Ох, боги, Спиннок. Проклятье, они встали у меня на пути! Как и ты теперь!
Спиннок вздохнул.
– Похоже, сегодня не будет пряного вина.
– Не надо…
– Я здесь, Верховный король, чтобы встать у тебя на пути.
– Ты умрешь. Я не сдержу свою руку, когда все зайдет слишком далеко. Спиннок Дюрав, прошу! Этого не нужно.
Легкая улыбка тисте анди чуть не разорвала Каллору сердце. Нет, он понимает. И очень хорошо. Это будет его последняя схватка, во имя Рейка, во имя кого-либо.
Каллор обнажил меч.
– А кто-нибудь из вас понимает, что все это делает со мной? Разумеется, нет. Верховный король обречен на неудачи, но не на погибель. Верховный король это всего лишь… Кто? А, воплощение честолюбия. Живое доказательство его неизбежной цены. Прекрасно. – Он обнажил двуручный меч. – И ты сдохни.
С ревом, который вырывался из горла, как пожар, Каллор ринулся вперед и взмахнул мечом.
Сталь зазвенела о сталь.
Четыре факела освещали перекресток. Четыре факела окрашивали сошедшихся в битве воинов. Они были единственными свидетелями? Слепыми и печальными, безразлично дарящими свет?
Пока что ответ, должно быть, «да».
Черная вода была ледяной на вид. Бездонная кровь темноты. Она вливала силу в холодный туман, наползающий на берег, поглощающий разбитые камни и поваленные деревья. Словно сама ночь проливалась в море.
Сверкающие кольца звякнули, Чик медленно повернулся к Нимандру и остальным.
– Я могу использовать ее, – сказал он. – От этой воды поднимается сила, она наполнена потоками чистого Куральд Галейна. И я могу его использовать.
– Врата?
– Ну, хоть один из вас соображает. Врата, Нимандр, да. Врата. Которые приведут нас к Черному Кораллу.
– И как близко? – спросил Клещик.
Чик пожал плечами.
– Достаточно близко. Там будет видно. В самом крайнем случае – в виду городских стен.
– Так начинай, – сказал Ненанда, и слова прозвучали как рык.
Улыбнувшись, Чик снова повернулся к Разрезу.
– Молчите все. Дело трудное.
Нимандр потер лицо. Он окоченел, утомился и присел на валун. От крутого берега и вверх по склону густой мох покрывал все: пни сгнивших деревьев, вывороченные корни, черные камни. Нимандра до костей пронизывал, сжимая сердце, холодный и сырой ночной воздух. Нимандр слушал тихий плеск воды, журчащей среди камней. Сильно пахло гнилью, туман был сладким от морской соли.
От холодного валуна немели руки.
Чик крутил цепочку, два кольца – золотое и серебряное – непрерывно вращались. Сам Чик стоял совершенно неподвижно, спиной ко всем.
Клещик остановился рядом с Нимандром. Они посмотрели друг на друга, Клещик пожал плечами в немом вопросе, а Нимандр в ответ чуть покачал головой.
Он думал, что у него в запасе еще несколько дней. Чтобы решить: когда, как. Что делать, если ничего не выйдет. Выбрать тактику. План отступления. Так много нужно обдумать, а поговорить не с кем, нельзя даже намекнуть, что он считает нужным делать. Чик на склоне стоял слишком близко к ним, словно подозревал что-то, словно заставлял Нимандра молчать.
А ему нужно так много рассказать им, и нужно многое услышать. Обсудить, поспорить, взвесить риски, непредвиденные обстоятельства и согласовать действия. Вот что требуется от главного; однако невозможность рассказать о намерениях, отдавать окончательный приказ, завершая обсуждение, делала его почти бесполезным.
Чик одним своим присутствием тормозил Нимандра.
В этой игре ходов и встречных ходов Чик переиграл его, и это бесило. Как только личины спадут, начнется хаос, и у Чика будет преимущество. Ведь он беспокоится только о себе, и больше ни о ком.
Нет, у Нимандра нет другого выбора – только действовать одному и верить, что остальные последуют за ним.
Он знал, что все наблюдают за каждым его шагом, ловят любое значительное выражение лица, любой тихий намек, а значит, необходимо сдерживать себя. Нельзя ничем себя выдать – иначе кто-то из них может неправильно истолковать и совершить смертельную ошибку; все это утомляло.
