Который вдруг взорвался – без малейшего предупреждения. Мирные мысли повышибало из голов идущих по обе стороны стражников могучими кулачными ударами, оба отлетели в стороны. Смутное ощущение чего-то пошедшего не так успело впрыснуть в кровь ближайшего из оставшихся стражников первую дозу тревожной химии, но Чаур уже ухватил его за шею и пояс, чтобы швырнуть направо, в удобно неподвижную каменную стену. Офицер и последний стражник тем временем разворачивались, чтобы противостоять непонятной еще угрозе, и Чаур встретил их улыбкой. В левой руке он держал за ушко тяжелую амфору, которую только что подхватил с прилавка, и этот объект он направил навстречу офицеру. Полетели черепки, дождем посыпалось зерно, посреди всего этого глухо рухнуло тело. Оставшийся стражник, что лихорадочно пытался сейчас вытянуть меч и уже разинул рот, чтобы поднять тревогу, в последний сознательный миг увидел перед собой широкую улыбку Чаура – простак, широко размахнувшись, нанес ему могучий боковой удар, погнувший шлем и сорвавший его с головы. Обливаясь кровью из виска и уха, стражник свалился на землю – живой, но признавать данное обстоятельство временно не готовый.
Чаур же развернулся к Баратолу с таким довольным и счастливым выражением на лице, что кузнец, неспособный вымолвить ни слова, лишь в ужасе уставился на него.
Горлас Видикас вышел из кареты и поправил панталоны, с легким неудовольствием обнаружив, что время, проведенное в душном закрытом экипаже, заставило его вспотеть, отчего на ткани остались неаккуратные складки. После этого он поднял взгляд на болезненного горного мастера, что, запыхавшись, спешил к нему.
– Благородный господин, – начал тот, не успев перевести дыхание, – насчет процентов по займу… вы же знаете, я тут приболел…
– Ты помрешь скоро, болван, – оборвал его Горлас. – А я приехал не за тем, чтобы решать твои проблемы. Мы оба знаем, что произойдет, если ты не сможешь выплатить заем, и также оба, я надеюсь, знаем, что тебе на этом свете недолго осталось, так что вопрос не столь уж и существенный. Существенно для тебя то, в собственной постели ты умрешь или тебя на улицу вышвырнут. – Он шагнул поближе и хлопнул мастера по спине, так что его окутало облако пыли. – Но у тебя, если что, в лагере тоже хижина имеется, верно? Так что давай лучше дела обсудим.
Горный мастер глядел на него, моргая, с тем омерзительно жалостным видом, который великолепно умеют напускать на себя все неудачники мира. Впрочем, это все же лучше, чем мрачная злоба во взгляде – в дураках легко вспыхивает ненависть, стоит им понять, что их провели, – так что пусть уж этот лучше строит свои плаксивые рожи, дескать, помогите же несчастному.
Горлас улыбнулся ему.
– Можешь оставаться в своем новеньком доме, приятель. Я прощу тебе проценты, чтобы ты мог покинуть сей мир в покое и комфорте.
Разве это не совершенно исключительное одолжение с его стороны? Подобная скидка, подобная тяжкая жертва – вовсе не было бы неуместным, если бы идиот рухнул сейчас на колени в униженной благодарности, ну да ладно. Он снова хлопнул его по спине, на этот раз старик зашелся кашлем.
Горлас подошел к краю огромной ямы и окинул взглядом кишащий внизу муравейник.
– Все здесь в порядке?
Мастер, откашляв целый ком желтой мокроты, подковылял к нему и тоже наклонился вперед, вытерев ладонь о покрытую коркой штанину.
– Все хорошо, сударь, можно сказать, замечательно.
Как у него сразу поднялось настроение! Грыз ведь себя все утро, ублюдок несчастный. Что ж, миру требуются подобные создания, верно? Чтобы делать всю тяжелую, грязную работу, а потом еще благодарить таких, как Горлас, за оказанную честь. Да на здоровье, идиот, и знаешь что? Вот тебе моя щедрая улыбка. Можешь в ней купаться, сколько тебе угодно, – это единственное, что я раздаю действительно даром.
– Много потерь на этой неделе?
– Трое, сударь. Среднее количество, самое что ни на есть среднее. Крота при обвале задавило, и еще двое померли от «серого лица». Мы сейчас новую жилу разрабатываем. Не поверите – это красное железо!
Брови Горласа поползли вверх.
– Красное железо?
Мастер страстно закивал.
– Весит вдвое меньше, при этом вдвое дороже, да. Похоже, на него сейчас спрос…
– Да. Из-за длинных малазанских мечей, по которым все с ума сходят. Что ж, теперь будет легче таким обзавестись, а то до сих пор с ними только один кузнец и управляется. – Он покачал головой. – Хотя и уродливы они, на мой взгляд. Что самое удивительное, у нас ведь здесь красного железа нет – ну, то есть, до сих пор не было, – как же тот болван исхитряется делать столь хорошие копии?
– Знаете, благородный господин, есть одна старинная легенда, будто из обычного железа можно сделать красное, да еще и недорого. Может статься, это и не легенда вовсе.
Горлас хмыкнул. Это любопытно. Только представить себе – если удастся узнать секрет, можно будет брать обычное железо, добавлять к нему что-то очень дешевое, а на выходе иметь красное, вчетверо дороже.
– Ты подал мне интересную идею, – пробормотал он. – Вот только сомневаюсь, что кузнец охотно поделится секретом. Нет, мне придется ему заплатить – и кругленькую сумму.
– Можно взять его в партнеры, – предложил мастер.
Горлас нахмурился. Кто у него совета спрашивал? Хотя с партнерством может и получиться. Что-то он про того кузнеца слыхал… проблемы с Гильдией? Что ж, почему бы Горласу их не уладить, само собой, не за так?
– Неважно, – сказал он, пожалуй, чуть громче, чем нужно. – Я уже раздумал, слишком оно все сложно получается, возни много. Так что забудь про этот разговор.
– Да, сударь.
Однако на лице у горного мастера появилось несколько задумчивое выражение. Быть может, подумал Горлас, придется несколько ускорить его кончину.
За спиной у них по дороге приближалась телега.
Глупо вышло. Он решил надеть сапоги для верховой езды, но они у него были старые, изрядно поношенные, и с тех пор, как он последний раз ими пользовался, плоскостопие, похоже, лишь увеличилось. Теперь он расплачивался за все огромными и жутко болезненными мозолями. Мурильо планировал явиться на рудник эффектно и громогласно, с гневной миной на лице и готовым уже взорваться, но потом сменить гнев на милость и пригоршню серебряных советов, в то время как горный мастер с облегчением отправляет гонца за никому не нужным мальчишкой. Вместо этого он трясся теперь на скрипучей телеге, весь в пыли и поту, окруженный полчищами мух.
Что ж, довольствоваться придется тем, что есть. Вол остановился на гребне холмика, старик-погонщик неторопливо, словно улитка, побрел туда, где стояли вышеупомянутый горный мастер и кто-то расфуфыренный из высокородных – оба теперь смотрели в их сторону. Мурильо же медленно сполз с телеги, морщась от ударившей вверх от ступней острой боли, и с ужасом представил себе долгое возвращение обратно в город: в его руке маленькая ладошка Драсти, из канав по обе стороны дороги постепенно выползает мгла, долгое, долгое путешествие, и как его вытерпеть, он, сказать по правде, понятия не имел.
