Остряк, взрыкнув, заставил их замолчать. Путь им сейчас указывали следы – отпечатки копыт и множество борозд, оставленных всем тем, что лошади тащили за собой. В приземистых домишках по обе стороны улицы за толстыми стеклами окон мерцали неясные огоньки. Их окружали звуки стекающей отовсюду воды, иной раз перемежаемые отдаленными ударами грома. Воздух после грозы усиленно пытался казаться свежим.
– Вон они, – сказал Амба, тыкая вперед пальцем. – Вон за тем низеньким забором. Видишь их, Остряк? Видишь?
Загон. У подножия каменной стены разбросаны остатки сорванных с фургона козел.
У стены они остановились и стали вглядываться в покрытое грязным месивом поле. Лошади сбились в кучку у дальней стены и с подозрением их оттуда разглядывали, а в самой середине что-то лежало. Распростертое тело. У стены слева валялось одно из колес.
Все трое перелезли через ограду – Остряк первый – и направились к Гланно Тарпу.
Приблизившись, они услышали его голос.
– …так что по сравнению с Нивви получалось вроде как и неплохо, только у меня не один год ушел, чтобы переубедиться – женщины, они ж не все такие, а сообрази я раньше, так, пожалуй, и не согласился бы никогда. Ну, то есть, какие-то представления о приличии я все ж таки имею? Но это все оттого, что она продолжала делать вид, будто ей лет десять, взгляд такой всегда удивленный, и все эти ее милые штучки, которые, если разобраться, может, когда-то и были милыми, но не теперь же – Худа ради, она ж ведь седеть уже начала, – ага, нашли меня наконец. Это хорошо. Нет, вы пока меня не трогайте, я обе ноги сломал, и еще, может статься, плечо с предплечьем и запястьем, ага, и палец еще вывихнул. Квелла позовите – а без Квелла меня не трогайте, договорились? Благодарю. Так, на чем я остановился? Нивви? А, нет, та торговка, Люфт, но ее тоже надолго не хватило, а причины я уже изъяснил. Чтобы найти новую женщину, у меня чуть ли не полгода ушло – хотя, выражаясь аккураторней, это Кутри меня нашла. Она как раз волос лишилась…
Колесо чуть шевельнулось. Заметив это движение краем глаза, Остряк направился туда, а Гланно предоставил нести свою ахинею Валунам, которые смотрели на него, разинув рты.
Спрятав сабли в ножны, он приналег на колесо. Некоторое время оно сопротивлялось, потом с густым хлюпаньем подалось, оторвалось от грязи, и Остряк поставил его вертикально.
Картограф, все еще привязанный к спицам за руки и за ноги, походил сейчас на фигуру, целиком вылепленную из глины. Лицевые мышцы его некоторое время трудились, выталкивая изо рта комки грязи, а потом покойник спросил:
– Это ведь хлеб с вареньем был, да?
– Ничего себе, – произнес Квелл.
Наперсточек сделала охранительный жест и трижды сплюнула – вверх, вниз и вперед.
– Чернопесье болото, – сказала она. – Моттский лес. Потому-то я оттуда и убралась, будь оно все проклято! В этом беда с яггутами и заключается – куда ни сунься, всюду они.
Маппо у них за спиной хмыкнул, но ничего не возразил.
Башня представляла собой нечто среднее между квадратной и круглой – углы или обтесало ветром за многие и многие столетия, или же их сгладили намеренно, чтобы уменьшить воздействие все того же ветра, порывистого, завывающего. Вход представлял собой мрачную узкую нишу под козырьком, поросшим космами мха, с которого, образуя сплошную завесу, стекала дождевая вода – капли падали в ямки, выдолбленные за долгое время в каменной плите.
– Выходит, – сказал Квелл без особой уверенности, – деревенский бурмистр решил поселиться в яггутской башне. Очень смело с его стороны…
– Безрассудно!
– Безрассудно смело, да.
– Или же нет, – сказала она, принюхиваясь. – С яггутами имеется еще одна беда. Башни они строят, чтобы в них жить. Вечно.
Квелл застонал.
– Ведьма, я вот предпочел сделать вид, что мне такое и в голову не пришло.
– Думаешь, это поможет?
– Мне помогло!
– У нас есть два варианта, – объявила Наперсточек. – Можно развернуться, наплевать на проклятие и все прочее и постараться как можно быстрей убраться из деревни.
– Или?
– Или подойти к двери и постучать.
Квелл потер подбородок, бросил взгляд на молчаливого Маппо за спиной и снова уставился на башню.
– А это вот колдовство? Я сейчас про заклятие, Наперсточек, что настигает женщин при совершеннолетии.
– Что заклятие? Оно очень древнее, чтоб его, и из самых гнусных.
– Сможешь ты его разбить?
– Вряд ли. Наша главная надежда – что мы сумеем заставить ведьму или там колдуна передумать. Наложившему заклятие гораздо легче его и отменить, чем кому-то еще – разбить его.
– А если убить того, кто его наложил?
Она пожала плечами.
– Все может быть, маг. Пуфф – и нету. Или же… не пуфф. Только ты, Квелл, опять в сторону уходишь. Речь у нас шла об этом… бурмистре.
– Вовсе не ухожу, ведьма. Просто я подумал сейчас о тебе, Фейнт и Сладкой Маете, только и всего.
И тут она почувствовала себя, словно разом проглотила горсть холодных камней – у нее свело горло и скрутило желудок.
– Зараза!
– И поскольку, – безжалостно продолжал Квелл, – на починку фургона у нас уйдет по меньшей мере день, если не два, то…
– Думаю, лучше будет постучать, – сказала она.
– Хорошо. Только позволь мне сперва, хм, опорожнить пузырь.
Он направился влево, к выложенной камнем сточной канавке. Маппо тем временем отошел на несколько шагов в противоположную сторону и принялся копаться в своем мешке.
Наперсточек сощурилась на башню.
– Что ж, – прошептала она, – если ты яггут – а я думаю, что так оно и есть, – то ты знаешь, что мы здесь. И в состоянии обонять в нашем дыхании магию. Так вот, дурных намерений у нас нет, но ты не можешь не знать про заклятие – а нам, видишь ли, совершенно необходимо отыскать ту ведьму или того колдуна, короче, того гнусного жителя деревни, что наложил это гнусное заклятие, поскольку мы здесь застряли на несколько дней. Это тебе ясно? Нас тут три женщины застряло. И я – одна из них.
– Ты что-то сказала? – переспросил вернувшийся Квелл.
– Вперед, – скомандовала она, когда к ним присоединился Маппо с огромной палицей в руках.
Они двинулись к двери.
Которая распахнулась, когда они были на полпути.
– Моя супруга, – сказал бурмистр, – зарыта во дворе под нами. – Он стоял у окна, глядя на бурное море, что сражалось с отмелями далеко внизу.
Квелл недоуменно хмыкнул.
– В каком дворе? – Он облокотился на подоконник и уставился вниз. – В каком еще дворе?
Бурмистр вздохнул.
