- Проходи.
Система умного дома снова отозвалась мгновенно. Вспыхнул свет.
Мила облизнула пересохшие губы, стараясь не паниковать.
Для паники поздно.
Если она справилась с эмоциями вчера, сегодня должна и подавно.
Она знает, с кем находится. Знает, что её ожидает…
Поток умиротворяющих мыслей прервала яркая эмоция: в том-то и дело, что знает!
Пока она мысленно металась, ей на поясницу легла рука. Сначала слегка подтолкнула, чтобы Мила прошла вглубь комнаты. То, что Алашеев стоял за спиной, её не устраивало. Она хотела обернуться, посмотреть на него и что-нибудь обязательно сказать, но не успела.
Присланное платье имело едва видимый замок прямо по спине.
Которым сейчас и занялся Алашеев.
Мила только охнула, когда почувствовала, как спины коснулась прохлада.
А потом к уже обнаженной пояснице прикоснулась рука Глеба.
- Переступи.
Мила даже не сразу поняла, к чему относится реплика. Одно движение вниз - и платье падает к ногам Милославы.
Что ж её раздевают-то прямо у порога… Словно Глеб не может справиться с охватившим его нетерпением. Бред, конечно… Кто она для него, чтобы мужчина был столь нетерпелив? В душе рождался протест, который гасился закручивающимися внизу живота волнами.
Мила прислушалась к себе. Неужели в ней просыпалась чувственность? Для неё в данной ситуации, да и чего греха таить, просто по жизни - это было бы неплохим подспорьем. Говорят, чувственных женщин любят. Мужчинам приятно видеть, что женщина откликается на их прикосновения.
Ночью она точно не испытывала никакого отвращения и неприятных ощущений, если не считать сам момент потери девственности. При воспоминании об опоясывающей боли, колени Милы дрогнули.
- Не пугайся, - хриплый голос, в котором явно слышались предвкушающие нотки, раздались рядом с её ухом. – Никакой боли сегодня не будет. Переступи, Мила.
Она и забыла, что надо сделать шаг вперед.
Облизнув пересохшие губы и посетовав, что не нанесла ни них повторно блеск, Мила послушалась.
- Ещё, - давление на поясницу усилилось. В том месте, где пальцы Алашеева касались её кожи, появилось легкое покалывание.
Мила выполнила всё, что он сказал, и не заметила, как они оказались сбоку от кресла, за которым стоял комод и широкое зеркало в тонкой серебристой раме. Она пока видела себя и Глеба лишь вскользь, но если сделать ещё несколько шагов. Один или два…
Её мысли совпали с первоначальным планом Алашеева. Потому что снова несильное давление, и она двигается вперед. Чтобы в конечном итоге оказаться перед комодом и увидеть их отражение.
К подобному Мила оказалась не готова. Ноги предательски ослабли, и, чтобы не рухнуть на высоких каблуках, пришлось упереться раскрытой ладонью в край комода.
Она не хотела смотреть на них.
На него…
Ведь то, что видела Мила, никак не ассоциировалось её сознанием с ними.
Первое. Она сама.
Молодая, вполне привлекательная, даже красивая девушка со слегка порозовевшими щеками, приоткрытыми губами и горящими в предвкушении глазами. Если отбросить личную предвзятость, осведомленность, то можно было бы сделать вывод, наблюдая за этой девушкой, что её тело замерло, едва ощутимо подрагивая от томящего ожидания. Что она слишком остро, нетерпеливо, на грани воспринимает высокого мужчину за своей спиной.
Белье роскошное, предназначенное не скрывать, а подчеркивать красоту идеального молодого тела, ничего не скрывало. Щеки вспыхнули ещё ярче, когда Мила заметила, что розовые соски напряглись и бесстыдно натянули ткань.
Если она видела в отражении собственную реакцию, её видел и Алашеев.
Мила перевела взгляд за спину.
Мужчина. Высокий. Широкоплечий. Одетый на контрасте с ней. Напряженное волевое лицо, сжатые губы. В тот момент, пока она его разглядывала, заметила, как нервно заходили желваки его на скулах. А взгляд прищуренных глаз, устремленный также в зеркало, поражал. И будоражил.
И неопытную Милу обездвиживала та страсть, что плескалась на дне темно-голубых, едва ли не синих глаз. Почему она раньше не замечала, насколько насыщенный у Глеба цвет глаз? Настоящее буйство стихии. И сейчас эта стихия направлена на неё.
Будь между ними настоящие не придуманные отношения, девушка решила бы, что Глеб сгорает от едва сдерживаемого желания. У него даже крылья носа подрагивали от нетерпения. Зеркало ничего не скрывало: ни испепеляющего, обещающего сжечь её дотла взгляда, ни её ответной реакции.
За спиной Милы послышалось приглушенное ругательство, после которого незамедлительно последовало:
- Прогнись.
Мила нахмурилась, не понимая. Она ещё находилась в состоянии рассматривания и анализа, упустив момент, когда мужчина решил перейти к активным действиям.
Она помедлила лишь несколько секунд, а Глеб властно распластал пальцы чуть ниже её лопаток и надавил, заставляя наклониться и уже обеими руками ухватиться за комод, иначе она рисковала провалиться к полу. Дыхание от бескомпромиссных действий Алашеева сбилось окончательно.
Но вместо того, чтобы насторожиться, внутренне воспротивиться, Мила, как завороженная, продолжала смотреть в зеркало.
Нет…
Она ни за что не отведет взгляда.
Ей нравилось наблюдать за лицом мужчины. В этом было что-то порочно-возбуждающее. Видеть, как окончательно темнеют его глаза, как верхняя губа едва заметно дергается едва ли не в оскале, отбрасывая в вечность тысячелетия цивилизации и приравнивая то, что между ними происходит сейчас, к первобытной страсти, когда мужчина имел все права на женщину. Безоговорочно. Безотлагательно. От осознания всего этого низ живота Милы потяжелел, заныл. Более того! В районе лона появилась ощутимая пульсация, которая распространялась по всему телу, вызывая потребность снять её. Грудь также потяжелела, соски заныли.
Что это?..
Возбуждение?
Желание?
Те самые отголоски плотского удовольствия, которые должны привести к оргазму?
А как же любовь? Как же та истина, что оргазм можно получить только с любящим и любимым?
Рука Глеба добралась до застежки бюстгальтера. Едва ощутимое движение - и лямки разошлись в стороны, освобождая грудь. Мила задрожала. Зажмурилась, чтобы сразу же распахнуть глаза.
Она хотела видеть Алашеева. Если бы кто-то её в тот момент спросил: почему - она не нашлась бы, что сказать.
Лицо мужчины звало. Привлекало. Притягивало. То, как он смотрел на неё в ответ, гипнотизировало.
Его пальцы ощутимо вжались в позвоночник, безошибочно воздействуя на рецепторы Милы, вызывая ещё большую дрожь и слабость. Второй рукой Глеб потянулся вперед и задрал бюстгальтер кверху, высвобождая ставшую неимоверно чувствительной грудь. И одновременно с этим Глеб вплотную прижался к бедрам Милы, недвусмысленно показывая свою степень возбуждения.
