И к Петру Петровичу тоже пришли – дочь с зятем. Дочь заботливая:
– Поешь, папа, пока теплое. Оладушки, кисель клюквенный, творожок. Сама делала.
Зять к нему с уважением:
– Дядь Петь, ну ты как?
И про дачу рассказывают – что выросло, а что нет. А Петрович волнуется, советы дает. Там купоросу залить, там золой присыпать. С картошки жуков обобрать.
Как будто сдохнут без этой картошки. Она в магазине – копейки. Садоводы-любители, блин!
А к Любочкину никто не пришел. Некому к Любочкину прийти, вот в чем дело! Даже дружок закадычный Краснов из столицы смылся.
Отвернулся Любочкин к стене, и плакать охота от одиночества.
Всю ночь не спал – думал. Как же так сложилось? Жизнь вспоминал. Женщин своих. Светку, Раису, Мелентьеву. Дочку свою Дарью Николаевну. Мальчика Федю, сына Мелентьевой. А может, и его сына, кто знает?
И понял одно: никого у него в этой жизни нет. И никто к нему не придет – ни с котлетками куриными, ни с вафлями, ни с киселем.
Потому что профукал Николай Любочкин свою жизнь. Бездарно профукал. Женился не на тех и не тех любил. Вот и валяйся теперь на казенной койке и жри баланду больничную. Сам виноват.
Галина Смирнова медленно шла по дороге к метро. Медленно, как старуха. Смотрела под ноги – дорога была, как всегда, разбита. Не дай бог упасть. Не дай бог сломать что-нибудь. Некому ухаживать за Галиной Михалной, некому. Сын неплохой, но где этот сын? У него семья, дочка. Да и живет далеко и непросто. Хотя кому сейчас просто? Время такое. Сложное. Хотя если вспомнить… А было ли время попроще? Ну, только в далекой молодости, да и то так недолго. Мама работала на обувном предприятии. Отец – на автомобильном заводе. Жили в бараке в Раменском. Вечный сквозняк и скандалы соседей. Отец пьяницей не был, а погиб очень рано – поехали в деревню к родне, выпили, закусили и пошли на речку. А брат отцовский, алкаш, стал тонуть. Бросился отец его спасать и потонул. Братца, пьянчугу, вытянул, а сам… Говорили, сердце. Такой молодой – и сердце… Похоронили его в деревне и вернулись в Москву. Мать говорила Гале:
– Учись! Учись, а то будешь всю жизнь у станка.
И показывала на свои ноги. А ноги были как тумбы – красные и распухшие.
Галя решила, что пойдет на учителя. Учителю всегда уважение и почет. В девятом классе влюбилась. В Сашу Павлова. Он неказистый был, но самый умный из пацанов. Говорил:
– Веришь, Галка, профессором стану!
Она верила. Чего б ему и не стать? Умный, да и семья хорошая.
Попала она однажды к нему. Квартира красивая, мебель, ковер на полу, книги на полках. Побоялась ступить на ковер и обошла его краем. А мамаша Сашкина вдруг засмеялась:
– Ковер, деточка, положен, чтоб на него ступали. А вовсе не для красоты!
Галя смутилась и что-то пролепетала: дескать, коврам хорошо на стене… Мама вот говорила: накопим – и на стену. Вот красота!
Мамаша Сашкина усмехнулась и предложила им чаю. Сели пить чай с тортом. Галя подумала: торт в будний день! Просто так, не день рождения, не Первомай, не Октябрьские.
Она всегда заглядывалась на витрины, где стояли пышные, разукрашенные, разноцветные торты. И больше всего ей хотелось цукатов, что украшали торт сверху, или желе с застывшими фруктами.
Сашкина мать расспрашивала Галю про семью и родителей. Сашка вздыхал и мать останавливал. А та отмахивалась от него, как от мухи, и говорила:
– Ну, любопытно же, с кем мой сын дружит!
Галя отвечала скупо и неохотно. Мама – на фабрике, отец… Утонул.
– Понятно. – Сашкина мать прищурила глаз и, вздохнув, повторила: – Теперь все понятно!
Галя встала и пошла в коридор. Надевая пальто, громко крикнула:
– Спасибо за чай! И за торт – особенно!
Выскочила на лестницу и там разревелась. Сашка выскочил следом и стал ее утешать.
Даже обнял. А она вырвалась и бросилась прочь. Всю ночь проплакала. Почему – самой непонятно. Ведь ничем ее не обидели, чаю налили, торт поставили. А она чувствовала, что ее еще ни разу так не унижали. Ни разу в жизни.
Сашка пытался мириться и все приговаривал:
– Вот на что ты обиделась? Я не пойму!
А когда она ему зло бросила:
– Да пошел ты! – он покраснел и сказал:
– А мама права! Ты еще и норовистая. У бедных особенная гордость, да, Степанова?
А мама Галина сказала, что и слава богу! Брать надо по себе. Куда со свиным рылом в калашный ряд? Сожрали бы они тебя с потрохами, и все дела. Ищи по себе!
Нашла. Очень скоро, через полгода. Гришка Смирнов был соседом по бараку. Пришел из армии и «подцепил» малолетку, как сам говорил. Галя была тогда хорошенькая – русая коса, голубые глаза. Талия тонкая, ноги легкие… И куда все делось? Да еще и так быстро…
Школу она закончила, а в техникум поступить не успела. Залетела. Дура. Ох, мать тогда убивалась!
Гришка не отказался, и сыграли свадьбу. Столы накрыли в общем коридоре – сколотили лавки, чтобы все уместились. Свадьбу Галя помнила плохо – лампочки в коридоре были тусклые, все быстро напились, и начался гвалт и выяснение отношений. Ее сильно мутило, и на еду она смотреть не могла. Очень хотелось лечь и накрыть голову подушкой – чтобы не слышать все это и не видеть.
Гришка пришел под утро – злой как собака. Ткнул ее в бок.
– Подвинься! Корова.
Лег и захрапел, дыша ей в лицо перегаром и кислой капустой.
Жизнь не заладилась с первого дня. Муж выпивал, шлялся по соседям и смотрел на нее пустыми и ненавидящими глазами.
Когда родился Петька, ничего не изменилось. Только бараки стали ломать и давать квартиры. Дали и им – двухкомнатную, большую и светлую, и это была радость. Зарплату Гришка не отдавал, и вскоре Галя узнала, что у него есть зазноба.
– Уходи! – умоляла она. – Ну зачем мы тебе? Ты ведь нас ненавидишь.
– Ненавижу, – хмуро кивал Гришка и добавлял: – Тебя и твою мамашу. А сына люблю! И его не оставлю. Точка.
Только в чем эта любовь заключалась, понять было сложно. Потом стал грозиться, что квартиру он разменяет – прописан, и получали на всех.
Мама сказала:
– Терпи. Квартиру ему не отдам. Да и куда мы поедем? Опять в коммуналку?
Но бог не Тимошка, видит немножко. Помер Гришка. Замерз в сугробе и помер. Грех говорить, а отмучились…
Вроде и стало полегче, а счастья все не было. Учиться уже было поздно, и Галя пошла санитаркой в больницу. Надо было поднимать сына.
Больше всего боялась она Гришкиных генов – только бы парень не запил! Богу молилась, в церковь ходила. Только не это! Готова была принять любую кару, любое испытание…
