Работа есть, ноги носят. А что до женского счастья… так и тут вы не одна. Сколько женщин, ваших ровесниц. И помоложе. Куда моложе! И где оно, это женское счастье? Кто его видел?
Утром, на обходе, к Любочкину подошел лечащий врач.
– Как настроение? – поинтересовался он бодренько. – Как спалось-елось?
Любочкин глянул на него и отвернулся. Буркнул:
– Отлично. Так отлично, что жить не хочется…
– Что так? – совсем развеселился тот. – Какие-то проблемы?
– Лично у меня – никаких, – ответил Любочкин на его глупость. – Может, у вас?
Лечащий похлопал его по руке. Фамильярно похлопал, как дурачка.
– Все будет отлично, Николай… Анализы у вас неплохие, вот сейчас капельничку новую вам назначу, витаминчики продолжим, потом кардиограммку повторную забацаем – и по домам! Через недельку, дней десять…
– Бацайте, – хмыкнул Любочкин, – вам-то чего… А мне… Пофиг мне, что вы там «бацаете». По барабану, понятно?
Врач развел руками:
– Ну, так же нельзя! Надо с подъемом, с настроением надо! С позитивом и настроем, так сказать. На выздоровление!
– Ага, – буркнул Любочкин, – как прикажете. Щас поднимусь и гопак вам станцую!
Врач вздохнул, покачал головой и повернулся к соседу Любочкина.
Галя огромным половником помешивала в ведре горячий геркулес. Плюхнула ведро на тележку, туда же тазик с хлебом и миску с нарезанным кубиками сливочным маслом. Лоток с сыром, поднос с омлетом. Сглотнула слюну: кашу больничную – сладкую, густую – она любила. А еще и хлеб с маслом, горячее какао – ох, красота! Подумала: быстренько все разнесет, раздаст – и к себе, завтракать. Подойдут и девчонки-медсестры. За свежим хлебом – кашу они не едят, берегут фигуры. Правильно, молодость – куда кашей напихиваться! Они у себя, в сестринской, кофеек заварят, колбаски нарежут. Подойдет врач, Илья Матвеич, тот пожилой и к тому же язвенник. Кашу он никогда не пропускает. А заведующему, Виктору Владимировичу, Галина сама отнесет – омлет, бутерброд с сыром, какао.
Он будет ее благодарить за заботу и очень стесняться. Человек он хороший и многодетный отец. Всем его жалко, а ей, Гале, жальче всех.
Знает, что дома позавтракать он не успевает – двух девчонок отвезти в школу, а пацана в детский сад.
Она толкнула дверь в палату и громко объявила:
– Мальчики, завтрак!
Все оживились и стали протягивать ей тарелки. Только Любочкин не повернулся – как вперился в стену, так и лежал.
Она подошла к его постели. Потрогала за плечо.
– Э, молодой человек! Просыпайтесь! Каша вот стынет, какао, омлет!
Любочкин повернулся и увидел ее – хорошую женщину и доброго человека.
Лицо его просветлело, и он сел на кровать.
Она улыбнулась ему, чуть зарумянилась и, оглянувшись, положила на хлеб два куска масла и два куска сыру.
– Ешь, – шепнула она, – сил набирайся!
Любочкин молча и растерянно кивнул и долго смотрел ей вслед, на уже закрытую дверь.
Потом спохватился, быстро съел кашу, которую категорически не ел никогда в жизни, проглотил квадратик омлета, два бутерброда и чашку уже остывшего какао.
И все это показалось ему таким вкусным, словно позавтракал он не в больнице, а в ресторане «Прага», к примеру, в котором не был, разумеется, никогда. За всю свою дурацкую и бестолковую жизнь. Не был, но слышал.
Столичный все-таки житель.
Вошла медсестра со штативом.
– Капельница, Любочкин. Давайте руку! – строго сказала она.
Он живо протянул ей руку и хохотнул:
– С чем капельница, кудесница?
Шутку медсестра не подхватила, а посмотрела на него с осуждением.
– Со спиртом, больной. Устраивает?
– Лучше б с шампанским! – продолжал острить Любочкин.
Медсестра тяжело вздохнула и не ответила. Презирала, похоже.
На обед был гороховый суп и котлета с пюре. Галина ему улыбнулась и положила котлету побольше. И пюре шмякнула – от души.
– Киселю кому? Добавки? – спросила она, и все разом протянули стаканы.
Она подошла к Любочкину и налила ему первому. Он крякнул от удовольствия и дотронулся до ее руки.
– Спасибо! – мелодично и тихо почти пропел он. – Спасибо, Галинушка!
Галя вздрогнула, покраснела и быстро от него отвернулась.
А он, победно оглядев сопалатников, сытно крякнул и отвернулся к стене. Только вслух объявил:
– После сытного обеда, по закону Архимеда…
И уснул. Чего ж не уснуть, если сыт, в тепле и вполне себе в хорошем настроении!
Вечером, после отбоя, он, обернувшись простыней, осторожно вышел в коридор и на цыпочках подошел к буфетной. Дверь была приоткрыта, но он постучал.
Галя сидела за столом и отгадывала кроссворд.
– Помощь нужна? – игриво спросил Любочкин. – Я в этом деле… Мастак.
Галина зарумянилась и кивнула.
Он присел напротив, подперев голову ладонями.
– Ну, что там у нас? В чем, как говорится, заминка?
– Слово из пяти букв… Не знаю, – честно призналась она.
Он почесал затылок.
– Так, значит…
Помолчали.
– Чаю… Хотите? – тихо спросила она. – С ватрушками.
– Дело! – важно кивнул Любочкин. – А слово это…
Она глянула в журнал, карандашом вписала слово и удивилась:
– Верно! А вы… Такой молодец!
Любочкин махнул рукой:
– Да что там. Кроссворд, великое дело!
– Ну, не скажите, – вздохнула она. – Говорят, что хорошо развивает память.
Потом они пили чай – сначала молча, стесняясь и все не решаясь начать беседу. А потом – понеслось. Вдруг она стала рассказывать про себя, про сына, про внучку и про сноху. Про огород и цветы, которые она так любит, – георгины, левкои, флоксы. Потом стали говорить про грибы и обрадовались, что оба заядлые грибники. Потом она вдруг вздохнула:
– Сто лет в лесу не была… Одной страшновато, а не с кем…
– Да сходим! – торопливо заверил Любочкин, небрежно махнув рукой.
Она вздрогнула от волнения, опять покраснела и вытянулась в струну, не решаясь переспросить или уточнить: а когда? Когда, собственно, сходим?
А он уже болтал про рыбалку, про дружка Ваську и «во-от таких сомов! В метр длиной. Веришь?».
Она верила. Кивала и верила. Всему верила – и про грибы, и про сомов.
Потом опять говорили – про маму, отца, про его родню. Она рассказывала что-то про маленького Петьку, а он про свою дочку Дашу, хвастаясь, что он уже дед и внука его зовут Дениской. Шикарный пацан. Умнейший!
