В битвах подобных сущностей всегда несколько уровней. Видимая схватка, обмен ударами – это лишь внешняя составляющая, шелуха. Истинное сражение идет на энергетическом и даже духовном уровнях. Боги, демоны и другие создания высших категорий не просто тыкают друг в друга железками, но нажимают своей бесконечной космической мощью.
И когда божественная сила стала жать на него персонально, когда демолорд почувствовал, что сейчас рассыплется – в его глазах заплескалось отчаяние... но оно тут же сменилось мрачной решимостью.
И он снял маску.
И хлынула Тьма.
До сей секунды Лимбо был словно залит тусклым мертвенным светом, который не есть свет. Вечными сумерками. Теперь они притухли. Тьма ринулась из слепого глаза Худайшидана – и ринулся с ним кричащий клинок.
Иронично на самом деле. Цидзуй – бог смирения. Принятия судьбы. Избавления от страданий. Худайшидан же всю жизнь боролся с судьбой и сам был воплощенным страданием. Под его маской и броней бушевала вечная боль. С самого рождения его мучало проклятие, ибо он родился из зуба поврежденного, изуродованного.
У Древнейшего были и иные поврежденные зубы, но все они погибли давным-давно, в великой междоусобной войне, когда Паргорон тысячелетиями хлестался сам с собой. Лишь Худайшидан выжил и прошел сквозь тысячелетия.
Так феноменальна была его сила воли, что его слушались даже кульминаты. Он мог бы быть величайшим из гохерримов, если бы не досадное увечье. Не вечная боль, отравляющая каждый его вздох.
Но теперь эта боль ударила в Цидзуя вместе с клинком, страшным мечом Душеедом – и убила на месте. Вошла в самую глубь божества, проникла в каждую частицу и пропитала ядом само существо.
Цидзуй издал один лишь стон – и развеялся.
Каждый на поле битвы почувствовал смерть божества. Словно космический ветер устремился во все поры, пронизал все сущее. Предсмертный вопль Цидзуя на краткий миг заполнил все мироздание, захватил умы всех и каждого.
Но и Худайшидану пришлось оставить битву. По его лицу пробежали новые трещины, слепая глазница стала еще чуточку шире. Дрожащей рукой демолорд приладил маску, вскарабкался в седло и повлек коня прочь.
Этот успех на краткое время ободрил демонов. Гохерримы, да и все остальные скандировали имя Худайшидана, пусть и отступающего.
Но увы, этот успех оказался единственным успехом. Кобалия уже добивала Кхатаркаданна. Со стороны могло показаться, что это он берет верх – богиня-кошка нелепо металась и гневно мявчила, словно обычный примитивный зверь... но это просто Кхатаркаданн частично проник в ее ноздри и пасть, распространился там мириадом насекомых и червей.
Кобалия отрыгнула вонючий комок и зашаталась... но она все-таки была богиней. А от Кхатаркаданна осталось уже слишком мало. Продолжая покусывать Пушистую Госпожу, нанося какие-то булавочные уколы, он однако ж отступал, бежал прочь.
Оба они покинули поле битвы – Кхатаркаданн удирал, Кобалия преследовала. Ее шерсть поднялась дыбом, во все стороны летели сверкучие разряды. Она носилась по Лимбо раскатами грома и ослепительными вспышками зарниц.
Грациозная богиня то душила рой насекомых тяжелыми свинцовыми тучами, то обращалась разгневанной, растрепанной женщиной. Жгла демолорда срывающимися с чела и платья разрядами молний и вновь обращалась гигантской кошмарной кошкой. Обрушивала свою ярость ударами когтей, источала всем телом пламень – и все меньше оставалось от Смрадного Господина.
Тем временем Космодан бился с Мардзекаданом. Демолорда поддерживали клинками три легиона, и его копье пронзало самую ткань реальности. Горящий пламенем от безмерной мощи, Архистратиг искал повторить удар Худайшидана, нанести такой удар, что уничтожит даже владыку Сальвана. Но Громовержец осыпал его молниями, хлестал чистой божественной волей – и демона корежило под этими импульсами.
Не уступала супругу и Солара. Великанорожденная богиня выросла до невероятных размеров и, облаченная в золотые доспехи, билась с колоссальным драконом-демолордом. Аркродарок, Повелитель Сущего, поглощал все вокруг себя, сглатывал небожителей, как орешки, палил бешеным пламенем – но его жгло, слепило божественным светом Небесной Царицы.
А Энзирис расправлялся с остатками гохерримов. Он лишился большей части свиты, бился почти в одиночестве и спешил истребить Восьмой легион, чтобы напасть на Глем Божана.
А у них больше не было вексиллария. Некого стало поддержать энергией клинков. Обычный гохеррим не справится с такой бездной... если только...
- Беру командование на себя! – вскричал Гаштардарон, чиркая мечом в воздухе. – Принимаю знамя!
Это очень рискованно – самовольно провозглашать себя вексилларием, без дуэли или чемпионата. Кодекс позволяет такое – но только если весь легион тебя поддержит. Весь, до последнего гохеррима. Не согласись хотя бы один, оставь себе энергию клинка – и принятое знамя сожжет тебя.
И когда оно вспыхнуло над Гаштардароном, какую-то секунду все молчали. Долгую, томительную секунду. Но потом раздался смех Клюзерштатена, этого ублюдка-полукровки. Он глумливо заблеял, отсалютовал шпагой-тростью и воскликнул:
- А это забавно! Гаштардарон – вексилларий!
Роскандрахар, Грагголовагг и Демкельдегрор переглянулись. Их клинки замерцали – и вскинулись в салюте.
- ГАШТАРДАРОН – ВЕКСИЛЛАРИЙ!!! – прогремел весь легион.
Энзирис обернулся на этот крик. Залитый с головы до ног кровью, бог войны расхохотался, увидав нового противника. В его левом плече все еще пылала рана, полученная от Мантафарэда, но он все равно оставался много сильнее любого обычного гохеррима и даже вексиллария. Особенно теперь, когда не связывал его больше пояс-ограничитель.
И он метнулся вперед.
Черный меч Гаштардарона засветился внутренним светом. Его поддержали все гохерримы легиона. Их осталось едва три сотни из тысячи – но Гаштардарон получил поддержку каждого.
И снова скрестились клинки. Ощущая почти неограниченную мощь, Гаштардарон зарябил в пространстве. Исчез, появился, снова исчез. Движения его ускорились невероятно, он превратился в размытое пятно.
- Не выпендривайся, просто дерись! – прокричал Демкельдегрор.
Но Гаштардарон отнюдь не выпендривался. Даже став вексилларием, даже поддержанный клинками легиона, он был много слабее противника. Он мог погибнуть от одного удара Энзириса.
И поэтому он ускользал от них, ища возможность нанести удар сам. Тоже всего один – но смертельный.
Это пока что не удавалось. Они еще ни разу не обменялись ударами. Расстояние все сужалось, были пробные попытки – но все вхолостую, в пустоту. Оба понимали, что в таком бою первый же удар может оказаться последним.
Энзирис – бог войны. Он ведет бой идеально. Не открывается. Не дает себя ранить.
Однако... Мантафарэд все-таки сумел это сделать! В левом плече Энзириса зияет рана – и это рана, нанесенная клинком вексиллария!
