- Заметил. В какой момент она у вас так круто изменилась?
- О, во вполне определенный! – оживился Янгфанхофен. – И кстати, об этом я могу рассказать совершенно замечательную историю! Желаете послушать?
Конечно же, Бельзедор и Дегатти желали.
Темный Господин
1560 год до Н.Э., Паргорон, дворец Гламмгольдрига.
- О величайший из Темных Господ! О свет во мраке бездонной ночи! О черная звезда всех миров! Великий Хан Кафа приветствует тебя с высоты своего трона, желает здравствовать дольше, чем живет Вселенная, и шлет миллиард миллиардов поклонов и лобызаний!
Гламмгольдриг не шевельнулся. Громадная туша, похожая на мясной вулкан с пастью на самой макушке и кольцом глаз вокруг нее, он молча парил в центре залы без пола, стен и потолка.
Желудку Древнейшего не требовалось жилище в том смысле, как смертным и большинству демонов. Обладатель поистине космического могущества, сильнейший из демолордов Паргорона, он обитал в пространственном коконе, исполинском дворце иллюзий. Он закутался в него, как в эдакую тогу, и упивался своей властью над мирозданием.
Для посетителей Темный Господин обычно создавал незримую дорожку в пустоте. Впрочем, большинству она и не требовалась – Гламмгольдрига редко посещали те, кто зависел от такой презренной вещи, как гравитация.
Он не давал аудиенцию кому попало.
Нынешний его визитер возлежал в пустоте, прямо на воздухе. Причем возлежал на брюхе, склонив увенчанную тюрбаном голову и оттопырив шестипалые ступни. Те чуть заметно мерцали и колебались, стремясь срастись, обернуться дымным хвостом.
- Я УСЛЫШАЛ ТЕБЯ, ДЖИНН, - наконец пророкотал Гламмгольдриг. – НО ВЕЛИКОМУ ХАНУ СЛЕДОВАЛО ЛИЧНО ИЗВИНИТЬСЯ ПЕРЕДО МНОЙ.
- Миллиард миллиардов извинений, о благодатнейшее сердце пустыни! – воскликнул посол Кафа, извиваясь всем телом. – Великий Хан, брат твой и друг, всем сердцем желал бы лично облобызать твои стопы, если бы они были у тебя, о неизмеримый вулкан страстей! Но он не смеет показаться тебе на глаза, о столп мироздания! Глубина его стыда и раскания так велика, что он не смог заставить себя явиться пред твои очи, о несущий рахат-лукум всему живому!
- РАХАТ-ЛУКУМ?.. – недоуменно переспросил Гламмгольдриг. – ТЫ... ТЫ ЧТО, СУМАСШЕДШИЙ?
Джинн мысленно ударил себя по губам. Для официальных лиц Кафа цветистые комплименты и многоступенчатая лесть настолько естественны и обязательны, что они даже не замечают смысла того, что говорят. Другие джинны тоже не обращают на эту чушь внимания – это же просто цветистые узоры, словесный орнамент. Язык произносит их сам собой, не задействуя разум, да славится он в веках, благодатный.
- РАХАТ-ЛУКУМ, - повторил Гламмгольдриг. – ПРИ ЧЕМ ТУТ РАХАТ-ЛУКУМ? Я НЕ ПОНИМАЮ. У ТЕБЯ ОН ЕСТЬ, ЧТО ЛИ? ДАЙ.
- Все есть, о поглотитель... кхм... рахат-лукума! – отчаянно залепетал джинн. – И не только лишь он! Богатейшие дары от моего хана! Много, много даров! И в качестве извинения, и в качестве залога дальнейшей дружбы, и просто как знак уважения к тому, кто обладает столь длинным рядом достоинств, что их невозможно написать даже в уголках моих глаз...
- ЗАТКНИСЬ. ПРОСТО ДАЙ МНЕ УЖЕ ЧТО-НИБУДЬ. ГДЕ МОИ ДАРЫ?
Джинн хлопнул в ладоши – и в сотканной из миражей зале стали появляться дары Великого Хана. В самом деле невероятно щедрые – Каф искренне желал задобрить Паргорон. После того случая с гхьетшедарием, которого убили дикие джинны... крайне досадный инцидент, потенциально способный стать поводом для войны.
А Каф не хотел воевать с Паргороном. Паргорон тоже не хотел, впрочем, но все же чуть меньше. И Гламмгольдриг, великий Желудок Древнейшего, славен в основном тем, что хапает все, что привлекает его жадный взор. Если ему покажется, что демоны могут победить джиннов, выиграв при этом больше, чем потеряв... он немедленно пошлет в Каф легионы.
А Каф, конечно, к войне готов... в целом... но к чему это нужно? Нынешнему Великому Хану девять тысяч лет, и правит он долго... очень, очень долго даже по меркам джиннов. Мало кто в Кафе вообще помнит времена, когда верховным владыкой был кто-то другой.
Великий визирь Барахия, разве что. Этот древний джинн будто с самого начала времен восседал по правую руку владыки. Одряхлел на государственной службе, хоть и бессмертный.
Поэтому Гламмгольдрига было решено умилостивить. Задобрить. И не только его, конечно, но и других демолордов, однако его – в особенности. Ибо слово Темного Господина – решающее, когда заходит речь об объявлении войны.
Скажет он: да будет мир – и будет мир. Скажет он: убейте всех – и хлынут в Каф паргоронские полчища.
А Каф не против полчищ – но если это полчища добрых гостей. Желательно – с туго набитой мошной. Мир джиннов сказочно богат, но всегда рад стать еще богаче.
Своим богатством Каф обычно дипломатические проблемы и решает. Это обходится дешевле, чем сражения.
И сейчас перед Гламмгольдригом одно за другим возникали немыслимые сокровища, в знак дружбы посланные Великим Ханом. Золото, серебро и драгоценные камни, редкоземельные металлы и жемчуга, изумительной тонкости шелка и парча, потрясающие волшебные клинки и чудесные летающие ковры. Богатства, при виде которых любой смертный замер бы в восхищении.
Но что до них было демолорду, владыке Паргорона? Он смотрел с неизбывной скукой во всех своих глазах. Гламмгольдригу довольно было пожелать, захотеть – и он сотворил бы из ничего точно такую же гору сокровищ. В конце концов, его могущество не уступает божественному.
Конечно, сотворенные вещицы котируются ниже, чем подлинные, с историей, памятью и плодотворной Тенью. Алмаз, выкопанный из земли, стоит дороже точно такого же алмаза, которого чья-то воля вылепила из сырой реальности, создала из Хаоса или оформила из молекул иной принадлежности. Но подобные мелочи и пустяки волнуют опять-таки только смертных и тех, кто недалеко от них ушел.
- МАЛОВАТО, - бесстрастно произнес Гламмгольдриг, когда каскад даров иссяк. – ЭТО ВСЕ? ТВОЙ ВЛАДЫКА ХОЧЕТ КУПИТЬ МОЮ БЛАГОСКЛОННОСТЬ ГОРСТЬЮ ИГРУШЕК?
- Это еще не все, о величайший лобзатель небес! – склонился в шесть погибелей, почти завязался в узел джинн. – Внемли же главному из подарков Великого Хана!
Вспыхнул алый огнь – и пред Темным Господином появилась дева удивительной красоты. Черноокая и круглоликая, белокожая и полногрудая, она сразу вскинула руки и начала изгибаться в танце. Во все стороны хлынул жар, от которого вздымались волоски на теле, и даже гороподобный Гламмгольдриг с интересом склонил к ней верхнюю свою часть.
- О, - произнес он. – ГУРИЯ.
- И не просто гурия, о мудрейший из попирателей земли, но лучшая из гурий Великого Хана, - подобострастно произнес джинн. – Пред тобою Анжанна, прекраснейший цветок Кафа! Она создана из шафрана, мускуса, амбры и камфары!
- ПРАВДА, ЧТО ЛИ? – удивился Гламмгольдриг.
