- Послушай, я понимаю, что ты хочешь Майно добра, - успокоительно произнес дядя Жробис. – Но что у тебя за методы? Что я сегодня видел? Ты его снова моришь голодом?
- Да брось, он это делал на публику, - фыркнул отец. – Хотел опозорить меня, нахальный щенок. Он все время выставляет меня злодеем.
- То есть если я спрошу твоих домочадцев, они подтвердят, что Майно вчера ел вместе со всеми?
- Ой, да брось. Пропустил пару приемов пищи – ему это только на пользу. Он каждый раз закатывает такое представление, словно его пол-луны держали в голодной яме.
Тетя Маврозия вздохнула, теребя сережку в виде черепа. Дядя Жробис невольно втянул живот. Кажется, представил, что это его кто-то лишил пары приемов пищи.
- Сын будет тебя ненавидеть, Гурим, - устало произнес дядя Жробис.
- Когда он подрастет, то поймет, что это было ради его же блага, - отрезал отец. – Мне не повезло с детьми, я пять раз выстрелил вхолостую... но хотя бы один продолжатель у нашей фамилии будет. И я сделаю все, чтобы потом гордиться, что я его отец.
- Ты слишком зацикливаешься на семейной гордости, - покачал головой дядя Жробис. – Волшебство – не единственная достойная стезя.
- Ты бы лучше помалкивал, - зло бросил ему отец. – У меня-то хоть один ребенок одаренный, а у тебя немогущие все! Твоя жена сейчас ведь не беременна?
- Нет, мы решили, что троих нам хватит.
- Вот и помалкивай лучше! Почему для моего брата честь семьи – пустой звук?!
Дядя Жробис отшатнулся, словно отец его ударил. Тетя Маврозия рассмеялась – но веселья в ее смехе не было.
- А тебе почему смешно? – тут же повернулся к ней отец. – Жробис все-таки пытался, хоть и недостаточно. А где твои дети, Маврозия? Почему ты все еще не замужем? Почему ты так идиотски одета?
- Это классический стиль дамы-некроманта, - крутанулась вокруг своей оси тетя Маврозия. Полы ее черного платья взметнулись, на высокой шляпе звякнул колокольчик. – Гурим, в этом мире миллион волшебников. Ничего страшного, если среди них не окажется моих потомков.
- Нет уж, послушай...
Возможно, дальше их разговор стал еще интереснее, но с этого момента я уже не слышал. Дело в том, что меня ужалил шершень. Я услышал, как вздрогнул отец, тут же узнавший о моем присутствии за окном... но дядя и тетя ничего не заметили. А меня окутало серебристой дымкой, и мягко... почти мягко опустило на землю.
Другой шершень ударил меня молнией. Крошечной совсем, но болезненной.
Отцу явно не понравилось, что я подслушиваю. До конца дня его шершни не оставляли меня ни на минуту.
И это были не просто шершни, сами понимаете. Отец, как и я потом, закончил Унионис и колдовал через посредство фамиллиаров, животных-спутников. Фамиллиар у него был как бы один... но в то же время их было множество.
Рой шершней. Коллективный разум. В нем было около тысячи насекомых, и каждое несло одно заклинание. Тысяча шершней – тысяча заклинаний. Причем они постоянно менялись – одни рождались, другие умирали. Менялись вместе с ними и отцовские способности – он постоянно лишался одних заклинаний и обретал другие.
Наверное, это довольно интересно – вот так все время меняться. Сейчас я могу думать об этом с профессиональной точки зрения. Более отстраненно. Могу трезво оценивать достоинства и недостатки такого коллективного фамиллиара.
А также понимаю, что это могло быть одной из причин отцовской... черствости, что ли. Он сам иногда напоминал злое насекомое – одержимое интересами семьи, с рассредоточенным разумом.
Но здесь я уже пристрастен, наверное.
Тем летом со мной произошло еще много чего, но я уж не буду пересказывать каждый эпизод. Вы меня извините, если где-то разочарую, но я ведь не могу изложить тут всю свою биографию. Я, конечно, гораздо моложе вас двоих, но в моей жизни тоже случилось немало всякого.
Итак, отец запугивал и муштровал меня до самых экзаменов. Я стал бояться их сильнее смерти. Ночь перед экзаменами я до сих пор вспоминаю с содроганием – настолько мне было страшно. Были минуты, когда я всерьез подумывал утопиться в семейном пруду, лишь бы избежать предстоящего ужаса. Воды в нем было едва мне по пояс, но об этом я тогда не думал.
- И что, ты утопился? – насмешливо спросил Бельзедор.
Зато сами экзамены внезапно оказались невероятно простыми. Я даже ошалел от того, насколько легко все прошло. В сравнении с тем, как меня натаскивал отец, задания экзаменаторов оказались чем-то плевым.
Я получил за теорию полные четыреста баллов. Максимум возможного, без единого штрафа. У меня все отлетало от зубов. Я отвечал, как автомат – решал арифметические задачи, писал диктант и сочинение, рассказывал о истории Мистерии и перечислял станции портальной сети...
С практикой, понятное дело, максимального балла не вышло. Там вообще трудно к чему-то подготовиться заранее – оценивают не знания, а потенциальные волшебные способности. Но все равно я блеснул и там, получив четыреста девяносто восемь баллов.
Итого у меня было восемьсот девяносто восемь из тысячи. Это великолепный результат. На потоке того года я оказался четвертым.
Четвертым из почти десяти тысяч!
Третье место заняла одна девочка, тоже из старой волшебной семьи. На втором был юный драконенок... но это не в счет, ясное дело. Драконы пропитаны магией, это знают все.
Ну а того, кто занял первое место, вы оба знаете. Будущий мэтр Вератор. На экзаменах он получил девятьсот четыре балла, а сейчас у него премия Бриара второй степени. И хотя в лицо я ему этого никогда не скажу, но он действительно талантливей меня.
Отца мои оценки не обрадовали. Я-то, наивный, думал, что он меня похвалит, раз я получил такой высокий балл. Большинство родителей несказанно радуются, если их дети поступают на бюджет! Это, знаете ли, очень сложно – набрать больше восьмисот баллов! Восемьсот – это уже признак нешуточных способностей!
А я почти что дотянул до девятисот! Занял четвертое место!
Но оказалось, что отца не устраивало никакое место, кроме первого. А эти злосчастные два балла он поминал мне потом еще долго.
- Почему не девятьсот? – наверное раз двадцать спросил он меня за первый же вечер. – Давай еще раз пройдемся по всем испытаниям. Где ты недотянул?
- У Оракула, - дерзко ответил я. – Он напророчил, что я забью своего отца кирпичом в мешке.
То, что я благополучно поступил в КА, да еще и на бюджет, придало мне какой-то удали. Охваченный лихорадочным куражом, я почти перестал бояться отца и неожиданно сказал вслух то, что раньше проговаривал только в мыслях.
Уже через минуту я горько об этом пожалел. Когда отец проморгался, то быстро разъяснил, что между экзаменами и началом занятий еще полторы луны, которые я должен как-то пережить.
