Великанша нерешительно остановилась, немного не дойдя до этого нагромождения. Она боялась что-нибудь повредить или кого-нибудь раздавить. Один взмах руки – и она смахнет мостик или лестницу. Один неверный шаг – и она уничтожит целый дом, убьет целую семью.
Эльфы тоже явно этого опасались и проложили торную дорогу. Несколько девушек выстроились вдоль пути и завели песню, размахивая струящимися лентами.
Наверное, существам их размера песня казалась очень красивой, но Грандида с трудом подавила улыбку. Ей голоса эльфов казались чуть толще мышиного писка. Бурундучьим стрекотом.
Впрочем, это было взаимно. Когда рот раскрывала она, на личиках эльфов отражалось страдание. Некоторые девушки вздрагивали, зажимали уши.
Грандида старалась говорить как можно тише, но это мало помогало.
Но несмотря на всю разницу в размерах, эльфы оказались добрым и гостеприимным народом. Единственное – они сразу намекнули, что кормиться великанше придется как-то самостоятельно.
В первый день они попытались как следует ее угостить. Но когда их повар вышел на крыльцо, чтобы оценить масштабы бедствия... его вздох Грандида услышала очень отчетливо.
Так что от эльфов она получала только чай. Травяной, очень ароматный, со странно дурманящим послевкусием. Грандида пила его прямо из котла – он казался ей крохотной чашкой.
Рядом с эльфами она прожила почти три года. Когда выучилась их языку, то начала перенимать и другие знания. Магия крохотных созданий сильно отличалась от великаньего колдовства, но Грандида быстро ухватила суть.
А когда она овладела всем, чем смогла, то распрощалась с лесным народом.
В благодарность за помощь, за дружбу Грандида подарила принцу Истрембу алмаз из своего обручального кольца. Небольшой для великана, эльфу он показался просто гигантским.
- Янгфанхофен, ты сказал, что мы перенесемся на тридцать лет вперед, - напомнил Бельзедор. – А сам все продолжаешь рассказывать, как Грандида путешествовала и заводила новые знакомства.
- Я тоже что-то потерял нить, - признался Дегатти.
- Ладно, ладно! – всплеснул руками Янгфанхофен. – Пропустим незначительные детали!
Итак, через тридцать лет после дня роковой свадьбы Грандида стояла в самом центре Сурении, близ огненной реки, близ древних пиков Ильдланда. К северо-востоку отсюда жили ее дальние сородичи, муспеллы. Грандида провела у них больше года, многому научилась – но сегодня спустилась с гор и пришла на лобное место.
Она ворочала скалы. Тесала из них гигантскую арку, шлифовала ее собственными пальцами. Мана лилась из рук волшебницы-великанши, и камень тек под ними, менял структуру и плотность. Становился неразрушимым черным кристаллом.
Грандида многому научилась за эти тридцать лет. Но все чему-то не тому. Она не овладела никакими боевыми навыками, и очень жалела теперь, что так мало уделяла внимания им раньше. Две тысячи лет прожила на свете Всерушительница, но жила она так, как трава растет – без цели и смысла, просто делая сегодня то же самое, что делала вчера.
Понадобился Таштарагис, чтобы ее жизнь сошла с накатанной колеи.
Она возвела арку под свой рост и начертала в кристалле руны. Вырезала их просто ногтями, написала слова на древнем оксетунге. Те вспыхнули, загорелись огнем – и растворились.
А в арке заплескалось черное зеркало. Беспросветной глубины и манящее, как океан.
Добрая вышла работа. Тяжелая и долгая – но честная. Праведная. Творение Грандиды простоит здесь века, переживет ее саму. Через много лет сюда будут приходить великаны, и переступать роковую черту, и видеть тех, кого утратили, и говорить с ними.
Сейчас она сделала это сама. Шагнула во врата – и оказалась в Шиассе.
Стране мертвых. Стране без возврата.
Для нее здесь все было так же, как и там, в стране живых, на просторах Камня. Смущали только растущие вверх тормашками деревья, а так ничего.
Где-то здесь дворец бога смерти. Грандида надеялась добраться до него и умолить отпустить ее жениха... уже мужа. Они успели обменяться кольцами, успели принести клятву. Борготос муж ее перед небом и землей.
И он Всерушитель. Он бессмертный. Он может вернуться, если Савроморт сжалится.
Но он не сжалился. Полгода целых блуждала Грандида по Шиассу, говорила со многими духами, сражалась с чудовищными душекосцами, дивилась кошмарным воздаятам и в конце концов добралась до престола бога смерти. Но тщетно прождала она трое суток – ни капли жалости не мелькнуло в глазницах Череполикого.
- Мертым надлежит оставаться мертвыми, - проронил он, глядя с высоты своего трона. – Живым надлежит быть среди живых. На этом стоит мир. Возвращайся на Камень, великанша. Не появляйся больше в моем царстве, пока не пробьет твой час.
Ждавший ее у ворот Борготос только развел руками. Он ничего иного и не ждал.
Со скорбным духом своего мужа Грандида встретилась почти сразу, как вошла в Шиасс. Тот почувствовал ее появление и сам поспешил явиться. Он сопровождал ее по всему миру мертвых, помогал советами и всем, чем еще мог помочь – но вернуться в мир живых не рассчитывал.
Все-таки минуло тридцать лет. Само тело Борготоса давно истлело. А духу в Шиассе оказалось ничуть не хуже, чем живому на Камне – даже в чем-то лучше, пожалуй. И хотя он тоже бесконечно скучал по своей суженой, со своей судьбой Борготос давно смирился. Он даже отговаривал Грандиду от похода к Савроморту, сразу сказал, что ничего из этого не выйдет.
И теперь Борготос потребовал, чтобы Грандида вернулась на Камень. Живому действительно не место среди духов. Весь этот год великанша ничего здесь не ела и не пила, и с каждым днем ей становилось все тяжелее. Еще немного – и она не выдержит.
А стать духом прижизненным – участь незавидная. Не живой и не мертвый, не в теле и не бесплотный, одинаково чуждый обоим мирам.
Если останешься здесь – будешь полудухом. Сумеешь вернуться – станешь маргулом.
И Грандида послушалась мужа. Отправилась обратно.
Но перед этим она все-таки завернула туда, куда все избегают ходить. К вратам Хиарда, неумолимой темницы богов. К бескрайней пропасти и кружащемуся черному смерчу, за которым прозябают те, кого Сальван объявил преступниками.
Грандида не вошла в эти врата. О, войти в них может любой бессмертный. Но вот выйти... назад дороги нет.
И потому она просто стала кричать. Взывать во все горло к отцу – первородному великану, которого знала только по имени. Которого если и видела когда, то только в младенчестве.
Грандиде был год от роду, когда Дормадоса упрятали в Хиард.
- ДО-ОРМА-АДО-ОС!!! – разносилось на сотню вспашек вокруг. – О-ОТЕ-ЕЦ МО-ОЙ!!!
И через некоторое время из пучины Хиарда донесся сварливый голос:
