Побывал в подвальчике «Современника» американский драматург Эдвард Олби, смотрел в тот вечер «Двое на качелях». Спектакль ему вроде бы понравился, хотя он и признался, что пьеса Гибсона, по его мнению, легковесна. Мне он тогда подарил свою книжку со своей знаменитой «Кто боится Вирджинии Вулф?», сделав надпись:
«Мише Козакову, который, я надеюсь, сыграет роль Джоржа в этой пьесе в Москве. Пока он еще по возрасту слишком молод для этой роли, но я уверен, что его талант позволит ему в будущем сыграть эту роль. С наилучшими пожеланиями Эдвард Олби. Москва, 17.11.63».
Сыграть Джоржа мне не удалось. То, что Олби казалось поверхностным в пьесе Гибсона, — и действительно выглядело таковым рядом с его собственным творчеством, где иная, принципиально иная, совершенно иная мера постижения человеческих глубин и подлинная беспощадность в переоценке ценностей, — даже это, сравнительно робко явленное в спектакле «Двое на качелях», казалось вызывающе откровенным, недопустимо обнаженным нашим пуританам, ведающим репертуарной политикой.
Правда, одну пьесу Олби — «Балладу о невеселом кабачке» по роману Карсон Маккаллерс — мы все-таки поставили в мае 67-го года. И я играл там роль от Автора. А «Вирджинию Вулф» спустя одиннадцать лет поставил уже окрепший в «Современнике» Валерий Фокин. Я тогда в театре не работал, и роль, предназначенную мне автором пьесы, сыграл Валентин Гафт.
Случай с Артуром Миллером
Хуже получилось с драматургией Артура Миллера, которую мы, «современники», высоко чтили. Да и с ним самим вышло скверно…
У многих из нас есть какие-то жуткие, темные эпизоды в общественной и личной судьбе. Страшно носить их в себе, лучше покаяться. Выплеснешься на бумаге, может, и как-то легче задышится, а то еще, не дай бог, так и унесешь этот камень с собой в «великое быть может», как говорил старик Рабле.
Итак, в Москву со своей новой женой, корреспонденткой-фотографом Ингой Морат приехал Артур Миллер, и поначалу все шло прекрасно — лучше и не бывает.
Они побывали в «Современнике» и посмотрели «Голого короля». Миллер изъявил желание встретиться с коллективом театра. Иностранная комиссия Союза писателей, официально принимавшая американского драматурга, эту встречу устроила. В кабинет Ефремова набилась куча народа: артисты, критики, представители этой самой иностранной комиссии.
Миллеру задавали вопросы, он отвечал. Все, в общем, вполне соответствовало духу официальной пресс-конференции тех лет. Единственное, что нарушало чопорность встречи американского драматурга с советской театральной элитой, было то, что наш «фюлер» пришел на эту международную встречу пьяным в сосиску, и это всех, особенно гостей-критиков, крайне шокировало. Сам Миллер отнесся к состоянию Олега очень спокойно…
Из наиболее интересных вопросов, точнее говоря, интересных ответов драматурга был ответ о принципе построения его пьес.
— Принцип очень простой, — сказал Миллер. Он двумя пальцами взял со стола белый лист бумаги и показал нам: — Видите этот лист? Не правда ли, он белый? С этого я начинаю почти в каждой своей пьесе, а затем лист поворачивается другой своей стороной, — ан нет, он черного цвета. Вот и весь мой принцип.
Встреча закончилась, оставив ощущение неудовлетворенности. Еще бы! Мы молоды, любопытны, у нас в гостях почти классик, — неужели все вот этим и ограничится?!
Мы подошли к Миллеру с просьбой еще раз прийти к нам в театр и встретиться уже без посторонних, в обстановке неофициальной. Время у него было спланировано жестко, он уезжал в Ленинград смотреть спектакли Товстоногова, но обещал, если удастся, вернуться на день раньше и зайти к нам. На том и расстались.
Может быть, это была вежливая отговорка? Нет, он действительно прилетел днем раньше и еще утром дал знать, что придет в «Современник» и будет рад потолковать с нами.
Боже, как мы обрадовались! Мигом скинулись на домашний банкет, который решили провести у Олега Табакова — он тогда был обладателем самой большой квартиры, где не стыдно было принять мэтра. Жены наши хлопотали с самого утра, готовя стол, достойный дорогого гостя.
Вечером Миллер с Ингой пришли в театр. Игрался спектакль «Без креста». Перед началом они зашли в кабинет Ефремова, сам Олег в тот вечер, правда, снимался и велел мне, как не занятому в спектакле, принять их за хозяина. Тут-то я как следует сумел разглядеть знаменитого драматурга. Даже внешне он производил очень приятное впечатление. Его нельзя было назвать красавцем, но, глядя на него, становилось понятным, что Мэрилин Монро была его женой не только потому, что он умел хорошо писать пьесы и неплохо зарабатывал. Очень высокий, отлично сложенный — длинные ноги, широкие плечи, на длинной кадыкастой шее пропорциональная голова, профиль, который принято называть орлиным, очки, несколько поредевшие темные волосы. Миллер — еврей, но с таким же успехом мог оказаться французом или кем-либо еще.
На меня произвело впечатление, как он был одет. Я решил, что это и мой стиль, и несколько лет спустя, когда представилась возможность, приобрел-таки серый в елочку твидовый пиджак, темно-серые фланелевые брюки, серые же в рубец шерстяные носки и черные полуботинки, плотные, с широкими носами — «америкэн стайл», галстук с диагональными полосами и рубашку «баттондаун» «воротничок с пуговицами». Словом, лет через двенадцать я наконец оделся а-ля Миллер. У взрослых свои игрушки, и они им тоже нужны…
Мы, принимавшие Миллера, известили его, что после спектакля поедем на квартиру к одному из наших ведущих актеров и покорнейше просим его с супругой отужинать с нами. Ефремов приедет туда же, закончив съемку.
— Вам, наверное, будет небезынтересно увидеть, как живут русские актеры. Обещаем вкусный ужин и, конечно, не скроем, очень хочется с вами побеседовать в домашней обстановке. Переводчик есть свой, так что все предусмотрено. Не откажите.
Миллер переглянулся с женой и ответил, что они чрезвычайно рады приглашению, но в таком случае приносят свои извинения: из Ленинграда прилетели только днем, жена несколько утомлена, так что они посмотрят лишь первый акт спектакля и уедут в гостиницу «Националь» передохнуть. И просят заехать за ними после окончания представления. А вообще они заранее благодарны, им действительно интересно побывать в советском доме и побеседовать с советскими коллегами. Жена Миллера вдобавок захватит фотоаппарат и поснимает, так как они хотят сделать альбом о своей поездке по Советскому Союзу.
Ну и замечательно! Стало быть, после спектакля «Без креста» мы заезжаем в «Националь», а они нас ждут, непременно ждут.
Третий звонок. Миллер с супругой отправляется в зрительный зал. А тем временем…
А тем временем за кулисами начинает разыгрываться другой спектакль, куда более интересный, чем тот, что идет на сцене. Мало сказать, интересный — незабываемый. Даже теперь, много лет спустя, когда, естественно, что-то уже притупилось и на все это глядишь издалека, краска стыда заливает мое лицо, лишь вспомню тот вечер…
Я на мир взираю из-под столика,
Век двадцатый, век необычайный.
Чем он интересней для историка,
Тем для современника печальней…
Для «Современника» печальней. Черт его знает, кто стукнул, когда успели и куда стукнули!
