От размышлений его отвлек стук, с которым дверь ударилась о блокиратор.
— Эй, кого еще там? — раздраженно спросил Рваный.
Пацану в драке порвали рот с одной стороны, и врач наложил целых четыре стежка, зашивая щеку. Сделал он это довольно грубо, поэтому уродливые рубцы от швов не исчезнут никогда.
— Достали, в натуре! — Со шконки поднялся двухметрового роста Зяблик.
Шея у него мощная, толщиной с голову, плечи такие же широкие, а бицепсы как пушечные ядра. Зяблик не жаловался на переполненность камеры, не ныл и не страдал, но злобу копил. И вымещал ее на новичках.
А в камеру действительно втолкнули нового сидельца. Арсений только удивленно повел бровью, глядя на Шахтера, который двумя руками прижимал к себе свернутый в рулон матрас, удерживая одновременно и «хабар» с пожитками. Они с Казимиром не подчинялись Шахтеру, но все же считали его своим бригадиром. Не совсем как бы всерьез, но считали.
Шахтер не отличался атлетическим сложением, роста чуть выше среднего и в плечах так себе, но слабаком он не был. Удар у него резкий, мощный: он запросто мог сломать Зяблику нос или челюсть. Но Зяблик не один, и если что, то Шахтера быстро сомнут и раздавят. Арсений криво усмехнулся. Хотелось бы ему на это посмотреть.
Котел реально предал их с Казимиром. Подставил под удар, выбил почву из-под ног. Из-за него погибли пацаны. А кто мог убить Шмеля и Буяна, если не Шахтер со своей бригадой?
Котел пальцем не пошевелил, чтобы помочь Арсению здесь — за решеткой. Правда, и покончить с ним не пытался, хотя мог заслать «торпеду». Однако еще рано благодарить его за это. Возможно, Шахтер здесь и появился, чтобы убить Арсения и закрыть вопрос. Если так, то не стоит лишать Зяблика удовольствия — пусть он оторвется на новичке.
Но первым к Шахтеру подскочил Рваный.
— А ты чего не здороваешься? — растягивая окончания слов, нагло спросил он.
— Здорово, братва! — нахмурив брови, кивнул Шахтер.
Он держался с чувством собственного достоинства, но растерянность чувствовалась. Арсений лежал на шконке, перед ним толпились стоячие арестанты, и Шахтер не мог видеть его, хотя рыскал взглядом по камере в поисках опоры.
— А ты чего скаткой закрылся? — наседал Рваный.
— Сиськи прячет! — хохотнул Зяблик.
За такие предположения бить нужно сразу, и Шахтер мог это сделать. Но тот лишь затолкал матрас плотнее под мышку.
— Ты чего тут свою лохань выставляешь? — скривился Рваный.
— Я не понял, на кого ты наезжаешь? — набычился Шахтер.
Но Рваный не внял его предостережению.
— Вафельник захлопни! Узлами воняет!
Шахтер ударил его ногой, не выпуская матрас и сумку из рук. Отступил чуть назад и ударил — как раз куда надо. И со всей силы. Рваный застонал от боли, присел, но некому было принимать у него роды. Зяблик занят был Шахтером, он размахивался для удара.
Шахтер ударил его головой в подбородок так, как он это умел. Невольно снося с пути толпящихся у него за спиной арестантов, Зяблик сел на задницу. Это был реальный вызов блаткомитету, со шконок посыпалась братва. Поднялся и Арсений.
— Ша! Все свои, все хорошо!
Одним плечом он толкнул Зяблика, другим Рваного, подошел к Шахтеру.
— Арсен?!
Шахтер, казалось, не знал — радоваться ему или плакать.
Арсений не стал здороваться с ним. Во-первых — не хотел, во-вторых — некогда: еще не разошлись за спиной тучи.
Он повернулся лицом к смотрящему. Костлявый Мулий еще даже не подошел, но толпа уже расступилась перед ним. Смотрящий стоял у «дубка», опираясь о стол рукой. Старый он уже, насквозь пропитанный нафталином и никотином — на ногах держался плохо, передвигался шаркающей походкой.
— Все нормально, — обращаясь к нему и ко всем, сказал Арсений. — Это Шахтер, бригадир мой.
Его тоже встретили неприветливо, хотели устроить прописку, но свою роль сыграл первый срок, который он отмотал. Да и настроен Арсений был тогда решительно. Он готов был махаться со всей камерой и даже собирался побеждать, хотя особой уверенности в своих силах не было. А сейчас он точно мог поставить на уши всех. Сейчас их двое, и с Шахтером они запросто могли устроить здесь переворот.
— А чего сразу не вписался? — кряхтящим голосом спросил Мулий.
— Да Зяблик еще не совсем въехал, кто такие котловские. Да, Зяблик?
— Котловские? — набыченно спросил верзила.
— Повторить?
Зяблик затравленно глянул на Мулия, но тот уже укладывался обратно на свою шконку. А жаболицый Хлыст и карнаухий Сяма зловредно ухмылялись, глядя на неудачников. Зяблик понял, что сейчас поддержки не будет, поэтому, махнув рукой, сдал назад. Вместе с ним растворился в толпе Рваный.
Арсений повернулся к Шахтеру.
— И что мне с тобой делать? — у самого себя спросил он.
Мулий уже потерял интерес к происходящему. С одной стороны, это хорошо, с другой — не очень. Вопрос прописки в камере стоял остро. Мест катастрофически не хватало, и нужно было переходить в режим бульдозера, чтобы освободить для Шахтера шконку. Сам Арсений этого сделать не может, и Мулий не захочет напрягаться. Скажет, что котловские должны держаться вместе везде, в том числе и на одной шконке. Арсений, в принципе, не против потесниться, но Шахтер ему, скорее, враг, чем друг.
— А что со мной делать? — нахмуренно смотрел на него бригадир.
— Ну, ты же не чушок, чтобы спать на вокзале.
Арсений был на войне, ему приходилось спать и на полу, и на голой земле, причем безо всяких матрасов. Но спать на полу в тюремной камере — не просто западло, а полный зашквар. На полу под кроватью спать заставляли только петухов, а чушки, черти и прочая нечисть укладывались сами. Таких чуханов без дела не петушили, но в касту неприкасаемых зачисляли навечно. С этого дна им уже никогда не подняться.
— А гостиница у вас тут переполнена, — осмотревшись, уныло констатировал Шахтер.
— Вопрос в другом. Вопрос, как ты к нам в гостиницу заехал?
— Да вот заехал.
— И я заехал… Ты же в курсе, да?
— Ну, знал, что тебя приняли, — кивнул Шахтер.
— Котел сказал?
— Ну, говорил…
— Когда мы в Агеевку рванули, да? Тулика и Янчика выручать… Грохнуть нас тогда должны были, да?
— Кто вас должен был грохнуть?
— Или агеевские, или дубининские…
— Какие такие дубининские?
— А кто за Ширманом охотился… Ширмана мы охраняли. От Дубинина. А Котел нас Дубинину продал.
— Кто такое сказал? — Шахтер заметно нервничал.
— Тебя он в Агеевку не зарядил, ты ему живой нужен был. А нас на убой… Продал нас Котел. Дубинину продал. За нефтедоллары.
