Дорога стелилась под колеса гладко и покладисто, и вскоре на горизонте показались заснеженные горы.
— Когда я вырываюсь сюда, чувствую, что с плеч ледник сходит… — тихо выдохнул он, вглядываясь в горизонт.
— Ты же говорил, в тебе достаточно сил, чтобы править… — ничего не могла поделать, замирая в предвкушении. Губы сами приоткрывались, а сердце заходилось от восторга. Все же северные пейзажи с детства были для меня чем-то особенным, волнующим. Веды считали, что колыбель душ находится именно в заснеженных горах…
— Мне иногда кажется, что их слишком много, и мне тесно в Карелии. Я устаю от волков.
— А какие оборотни еще бывают?
— Разные, — усмехнулся он. — Но все — хищники.
— Интересно… Как красиво! Это просто нереально! — не выдержала я.
Перед глазами все ширился и становился выше заснеженный горный массив, поражая мое воображение, по обочине плотным частоколом стоял сосновый лес. Энергия у этих мест была тихой, величественной и мудрой, не такой, как в Карелии…
— Кажется, я понимаю, почему тебе здесь лучше, — облизала я азартно губы.
-39-
— Эти места старше…
— Старше? — заинтересованно глянул он на меня.
— Да, душа этого места старее души Карелии. Она не мечется, не звенит, не кричит… — я прикрыла глаза, — …тихо спокойно дышит. Но энергии дает меньше раза в два. Восстанавливает медленно. Наверняка у оборотней здесь циклы дольше… Вы ведь по циклам оборачиваетесь?
Мир восхищенно кивнул.
— Я тут не оборачивался никогда.
Я глянула на него заинтересованно.
— Почему?
— В Карелии было привычней, — нахмурился он. — Но, думаю, это не проблема.
— Ты что, хочешь жить здесь? — наконец, догадалась я. Слова вдруг вызвали бурю паники в душе, бросило в жар.
— Посмотрим… — настороженно глянул он на меня, а я прикрыла глаза, стараясь успокоиться. Почему меня вдруг накрыла такая волна эмоций?
— А как же семья…
— Ты — моя семья, — с нажимом обозначил он.
Я зябко поежилась и отвернулась в окно, но настроение, вопреки опасению, не испортилось. Видимо, устала до чертиков. Правильно все-таки Мир сказал утром — хватит. Достало. Не хочу больше тащиться на поводке и обдирать упрямую задницу, пытаясь ей тормозить…
— Так мы сегодня тут будем ночевать? — решила сменить тему.
— Увидишь, — довольно усмехнулся зверь. — Надеюсь, тебе понравится.
— Мне уже нравится. Тут должно быть обалденное звездное небо…
— Думаю, ты такого не видела никогда, — улыбнулся он.
Вскоре мы проехали границу заповедника Банф и оказались в одноименном городке. Мир сбавил скорость, давая мне возможность увидеть как можно больше. Я приоткрыла окно и дышала полной грудью, наполняя себя до краев царящим спокойствием и размеренностью. Домики в Банфе все были низенькие, как в деревеньке. Вдоль улицы сплошь чередовались кафе, магазинчики, сувенирные лавки. Народу было немного, и это радовало.
— Летом тут не протолкнуться, — словно прочел мои мысли Мир. — Хочешь кофе? Или перекусить?
Я довольно кивнула и с удовольствием добавила к своей умиротворяющей капитуляции привкус корицы с сахаром и мускатом. Румяные крендельки таяли на языке, нос дразнил аромат латте, солнышко припекало, под колесами снова извивалась расчищенная в снегу дорожка… и я улыбнулась. Наверное, впервые за долгое время чувствовала себя счастливой. Эмоции зверя не терзали мне душу, взгляд не обжигал — наоборот, сегодня рядом с ним казалось лучше всего в мире… Да, я была не особо притязательна и избалована. Удивить меня было несложно, но, судя по его лицу, очень приятно.
Вскоре, неторопливая поездка между сосен привела нас… к настоящему современному замку на берегу озера.
— Обалдеть! — воскликнула я, вытаращившись на невероятное зрелище. Ледяная гладь озера покоилась в сердце гор, чем-то напоминая аквамарин в массивной оправе. На его замерзшей поверхности возвели ледяные замки и разбили каток. — Кататься на коньках на настоящем озере! Можно? — обернулась к нему.
Он остановил машину, улыбаясь, и выпустил меня, резво выпорхнувшую в снег.
Звуки чиркающих по льду коньков с детства будоражили предвкушение особенного праздника! Я с благоговением подошла к кромке льда, пытаясь охватить взглядом всю красоту этого места. Замок совершенно вылетел из головы, я впитывала эмоции счастья, которые витали в воздухе в невероятной концентрации. Губы сами растягивались в улыбке, а сердце впервые за долгое время спокойно билось в груди.
— Нравится? — тихо подкрался зверь.
— Не описать словами! — выдохнула я, не глядя на него.
— Можно не описывать — я чувствую…
Я все же перевела на него взгляд… и меня вдруг накрыло дежа вю: он, снежинки в воздухе…
— Там, в гостинице, в первый раз, — прошептала я завороженно. — Я знала твое имя…
— Да, знала… — еле заметно кивнул он.
— Но это, в принципе, ничего не значит, — тряхнула головой. — Возможно, ворожба…
— Не было никакой ворожбы.
Сначала я опешила, потом скептически вздернула брови:
— Так я пойду?
— Пойдешь, — оскалился он так притягательно, что тело отреагировало молниеносно, а зверь лишь закрепил эффект, притягивая к себе ближе. Его руки обвили талию, сплетаясь на пояснице в замок: — В мои лапы… — прошептал мне в губы.
— Ты катаешься на коньках? — улыбнулась я азартно.
— Нет, — опешил он, хмуро покосившись на каток. — Я выпущу ненароком когти и испорчу лед.
— Мир, ты не можешь мне отказать! — рассмеялась я, представив эту картину. — Давай баш на баш?
Я откровенно забылась. Играть в такие игры с ним было опасно, но мне было слишком хорошо. Мирослав азартно прищурился, бросил недобрый взгляд на озеро, потом перевел на меня:
— Хорошо… — наконец, растянул губы в опасной улыбке. — Но свое условие я скажу позже…
Он откровенно кривил душой, отказываясь, а, может, снова манипулировал, но катался он совершенно свободно! Это я на коньках стояла последний раз в восьмом классе, но, к моей чести, тоже не отставала. Все было словно во сне: он, я, озеро… и вдруг столько счастья. У меня уже лицо болело от улыбки и смеха, в груди все замирало, как в детстве, когда я пускалась от Мирослава в бега между ледяными башенками, а он и тут вел себя как зверь: затаивался, загонял в углы, делал неожиданные выпады… Но он был счастлив. Я тоже это чувствовала. Мы впервые не диссонировали, хотя, конечно, о гармонии речи еще не шло.
Когда у меня уже не осталось сил, а на коленях — живого места, Мир перекинул меня, визжащую, через плечо под восторженные визги детей, и понес к скамейке.
