Пульсируют культи.
И где-то…
Глубоко, глубоко, в самых темных глубинах души слабый голос.
И голос шепчет: "Суки…"
Но он не слышит.
Пока.
Брайан Ходж
Реквием
Великие уходят из жизни, чтобы возродиться в мифах. Такие
мысли бродили в моей голове, когда Дуг и я спускались по очередной отвесной
стене. В полном альпинистском снаряжении, в рюкзаками на плечах, по веревкам,
надежно закрепленным на вершине обрыва. Вокруг расстилалась Божья страна.
Потому что никто, кроме Создателя, не мог приглядывать здесь за нами. Даже в
августе в колорадской части Скалистых гор не бывало туристов, и уже на
небольшой высоте температура падала до октябрьской. Когда утром мы покидали Форт
Коллинз, теплые рубашки и куртки могли вызвать разве что смех. А ют теперь, на
продуваемом всеми ветрами гранитном обрыве, они пришлись очень даже кстати.
Мы приземлились у подножия обрыва, стукнувшись о землю
каблуками ботинок (каблуки Дуга ударились жестче). Я переносила горный маршрут
гораздо легче, и мне оставалось только гадать, как относится он к тому, что над
ним берет верх женщина на двадцать лет моложе его. Хотя речь шла только о
физической форме и результат, по большому счету, был одинаков: оба внизу, оба
целы и невредимы.
Приземлились мы целыми и невредимыми. Освободившись от
веревок, ремней и блоков, необходимых для спуска, поправив рюкзаки (в них
находилось звукозаписывающее оборудование весом в семьдесят фунтов и стоимостью
в четыре "штуки"), мы двинулись на север, через широкое плато, меж
качающихся сосен.
В погоню за призраками.
— Ты хоть задумывался над тем, что мы здесь делаем? Почему
очутились здесь? — Эти вопросы давно уже рвались с моего языка. С тех самых
пор, как Дуг проникся этой идеей и мы начали тренировки: без альпинистских
навыков идти в горы не имело смысла. — Мы ведь исходим из бредней какого-то
отшельника, который, возможно, в первый же день свалился в лихорадке, да так от
нее и не оправился.
Дуг кивнул. Блеснув маленьким рубином в ухе. Улыбнулся,
чем-то напомнив мне мужчину из страны Мальборо.
— Если бы мы остались дома, завтра у тебя возникло бы
желание перерезать себе вены из-за того, что мы не решились проверить его
слова.
Насчет вен он, конечно, перегнул палку, но я понимала, что в
принципе он прав. Больше всего на свете мне хотелось узнать, правда это или
вымысел. Но и прагматизм брал свое. Не хотелось чувствовать себя полной дурой,
если бы этот поход подарил нам лишь роскошный закат и высвеченное миллиардами
звезд ночное небо.
— Знаешь, что мог слышать этот парень? Возможно, сюда каждый
год приходит какой-нибудь страстный поклонник и включает магнитофон.
— И голограмму?
Пришлось признать, что крыть мне нечем. Откуда брался
видовой ряд, я объяснить не могла.
У каждого из нас были причины для марш-броска в горы. У меня
духовные, у Дуга — меркантильные. Я видела в нем "дитя цветов" конца
шестидесятых, лишенное присущей хиппи сентиментальности. Поэтому он прекрасно
вписался в восьмидесятые и последующие годы. Высокий, подтянутый, с грубоватым,
но симпатичным лицом, он никогда не переставал подсчитывать расходы и доходы, с
тем чтобы неизменно оставаться в плюсе. Сфера его деятельности накрывала Денвер
и окрестности. Он был агентом музыкальных групп и отдельных исполнителей,
организовывал клубные концерты, не брезговал и "бутлеггерством".
Если появлялась возможность заработать бакс-другой
незаконной записью и ее продажей, Дуг ее не упускал. Приносил специальное
оборудование в концертный зал, устанавливал в зоне наилучшей слышимости.
Подкупал звукоинженера и подключался к микширующему пульту. Продавал незаконные
дубликаты мастер-кассет студиям от Лос-Анджелеса до Лондона. Дуг Рис вел дела
едва ли не со всеми производителями пиратских альбомов и дисков, не только в
США, но даже в Австралии.
Я знала, что ему плевать едва ли не на все, что я полагала
святым. И тем не менее иногда работала с ним, а то и спала. Почему нет, многие
продают душу ради рок-н-ролла.
Я успокаивала себя тем, что он никогда не подводил друзей. И
действительно, Дуг лез из кожи вон, обеспечивая мне и моей "Овации"
выступления в Денвере, Болдере, Форте Коллинз. Да, случалось, что глядя на свое
отражение в зеркале, я видела двадцатичетырехлетнее клише — высокую гибкую
женщину с длинными волосами, поющую о горькой обиде и детской надежде. Что с
того, это была честная работа.
В отличие от пособничества бутлеггеру. Только не надо
спрашивать, что оплачивалось лучше. И это приходилось принимать в расчет, если
ставилась цель покорить Лос-Анджелес. Тут требовался не только характер, но и
деньги. Те самые грязные деньги. Я успокаивала себя тем, что в какой- то момент
останется одно творчество.
Мы все продаем свои души. Только иногда не хотим в это
верить.
Согнувшись под тяжестью рюкзаков, Дуг и я шагали к далеким
пикам, покрытым шапками никогда не тающего снега. И музыку здесь творил только
ветер.
Ближе к вечеру мы вышли на цель. Увидели перед собой
естественный амфитеатр, огромную нишу подковообразной формы, словно вырубленную
на горном склоне. Высившиеся вокруг сосны и ели всем своим видом показывали:
да, в этом идеальном месте и случилась трагедия. Здесь для меня умерла музыка.
Я увидела деревья, вершины которых, как ножом, срезало самолетное крыло.
Память услужливо подсказала имена. Теренс Доббинс. Дилан
Прайс. Йен Смит-Тейлор. Джон Уэйкфилд. Гении, все и каждый в отдельности. Мне
недоставало их, как братьев, как возлюбленных, как отцов, как закадычных
друзей. Они были для меня всем, и даже больше.
"Грендели", думала я. Покойтесь с миром.
Дуг поставил рюкзак на огромный валун размером с
"фольксваген", зарывшийся колесами в землю. Уголком глаза я видела,
что он смотрит на меня, наблюдает, как я это все воспринимаю. Я же буквально
окаменела. Он подошел ко мне, словно отец — к ленивой дочери, снял с меня
рюкзак, откинул с шеи волосы и, совершенно неожиданно для меня, нежно поцеловал
узенькую полоску кожи над воротником.
И правильно. Я нуждалась в ласке, нуждалась в нежности. Но
куда больше мне хотелось, чтобы это был Теренс. Или Дилан, Йен, Джон. Хотелось
почувствовать отклик их душ на прибытие человека, в жизнь которого они вошли
чуть ли не десять лет тому назад и остались там навсегда. Который до сих пор
грустил, слушая их альбомы.
Но… меня поцеловал Дуг. Всего лишь Дуг.
— Ты чувствуешь? — прошептал он. — Я готов поверить, что
какая-то их часть по-прежнему — здесь.
