Может, лучше не слушать Лу Рида, подумала она, и заметила,
как под толщей крови в автомате начала вращаться пластинка: Лу запел «Автобус
веры».
Пока Мэри снился кошмар, дорога продолжала ухудшаться.
Выбоин в асфальте становилось все больше, пока вся дорога не превратилась в
сплошную выбоину. Альбом Лу Рида, очень длинный, подошел к концу, начал
перематываться. Кларк этого не заметил. От радужного настроения, с которого
начался этот день, не осталось и следа. Рот Кларка превратился в бутон. Если бы
Мэри не спала, она давно бы убедила его повернуть назад. Он это прекрасно знал,
как знал и то, какими глазами посмотрит она на него, когда проснется и увидит,
по какому они ползут проселку, дорогой-то назвать его не поворачивался язык. А
деревья с обоих сторон подступали вплотную, отчего ехали они в густой тени. И с
тех пор, как они свернули с Дороги 42, навстречу им не попался ни один
автомобиль.
Он понимал, что ему давно уже следовало развернуться,
понимал, что Мэри очень не понравится, когда она увидит, в какую они забрались
глушь, и, конечно, она напрочь забудет о том, сколько раз ему удавалось
выпутаться из схожих ситуаций, добираться до нужного места (Кларк Уиллингхэм
относился к тем миллионам американских мужчин, которые ни на секунду не
сомневались в том, что встроенный в них компас никогда не подведет), но он
продолжал упрямо ехать вперед, поначалу убежденный в том, что дорога должна
вывести их к Токети Фоллз, потом лишь надеясь на это. Кроме того, и
развернуться-то он не мог. Если бы попытался, то «Принцесса» наверняка бы по
самые оси провалилась в один из кюветов, которые тянулись вдоль этой жалкой
пародии на дорогу… и один только Бог знал, сколько потребуется времени, чтобы
сюда приехал тягач, и сколько придется идти до ближайшего телефона.
А потом, наконец-то, он добрался до места, где мог
развернуться, подъехал еще к одной развилке, но решил этого не делать. По
простой причине: если правое ответвление представляла собой две засыпанные
гравием колеи, между которыми росла трава, но налево уходила широкая дорога,
разделенная на две полосы ярко-желтой линией. И компас в голове Кларка
указывал, что дорога эта ведет на юг. То есть он буквально видел Токети Фаллз.
От цели их отделяли десять, может, пятнадцать, максимум, двадцать миль.
Однако, он подумал о том, а не повернуть ли назад. Когда он
рассказывал об этом Мэри, в ее глазах читалось сомнение, но говорил он чистую
правду. А дальше решил ехать только потому, что Мэри начала просыпаться, и он
не сомневался, что тряска на колдобинах, если он повернет назад, окончательно
разбудит ее… и тогда она осуждающе посмотрит на него огромными, голубыми
глазами. Только посмотрит. Но и этого хватит с лихвой.
И потом, какой смысл возвращаться, все-таки они едут уже
полтора часа, если до Токети Фоллз, возможно, рукой подать? Ты только посмотри
на эту дорогу, сказал он себе. Или ты думаешь, что такая дорога может вести в
никуда?
Он врубил первую передачу, выбрав, естественно, левое
ответвление, но, к сожалению, дорога его надежд не оправдала. После первого
холма желтая полоса исчезла, после второго — асфальт, и им вновь предстояло
ползти по проселку, с обоих сторон зажатому темным лесом, а солнце, Кларк только
тут это заметил, начало скользить вниз совсем не по той половине небосвода, по
которой ему следовало скользить, если бы они ехали в правильном направлении.
Асфальт оборвался так резко, что Кларку пришлось
затормозить, и резкий толчок разбудил Мэри. Она вскинула голову, огляделась,
широко раскрыв глаза.
— Где… — и в этот самый момент, для полноты картины,
бархатный голос Лу Рида, радовавший слух песней «Добрый вечер, мистер
Уолдхайм», вдруг заскрипел и ускорился.
— Черт! — Мэри нажала на кнопку «Stop/Eject». Кассета
выскочила, за ней потянулись кольца блестящей коричневой ленты.
«Принцесса» тем временем угодила колесом в глубокую выбоину,
накренилась влево, потом с достоинством выпрямилась, совсем как клиппер после
удара волны.
— Кларк?
— Ничего не говори, — процедил он сквозь сжатые зубы. — Мы
не заблудились. Через минуту снова появится асфальт, может, после следующего
холма. Мы не заблудились.
Еще не придя в себя от кошмара (правда, она уже смутно
помнила, что ей снилось), Мэри печально смотрела на зажеванную пленку, которая
лежала у нее на коленях. Конечно, она могла купить такую же кассету… но не
здесь. Она взглянула на деревья, облепившие дорогу, словно изголодавшиеся гости
— стол, и поняла, что до ближайшего магазина путь предстоит долгий.
Повернулась к Кларку, заметила его пылающие щеки и
практически исчезнувший рот, и решила, что целесообразно помолчать, хотя бы
какое-то время. Если сохранять спокойствие и не набрасываться на него, он,
возможно, придет в себя до того, как эта дорога уткнется в гравийный карьер или
болото.
— Кроме того, здесь я развернуться не смогу, — внезапно
вырвалось у него, словно он отвечал на ее невысказанный вопрос.
— Я это понимаю, — кивнула она.
Он искоса глянул на нее, возможно, хотел поругаться, а
может, чтобы убедиться, что пока она не сильно на него злится, потом вновь
всмотрелся в лобовое стекло. Теперь трава росла и на этой дороге, и она стала
такой узкой, что со встречной машиной они бы не разъехались. Но пугало его не
столько сужение дороги, как земля по обе ее стороны, все больше напоминавшая
болото.
И вдоль дороги не стояли столбы с электрическими проводами.
Ни с одной стороны. Мэри хотела указать на это Кларку, но потом подумала, что
лучше придержать язык. Они ехали молча, пока не добрались до спуска в ложбину.
Несмотря ни на что, он надеялся, что на другой стороне их ждут изменения к
лучшему, но проселок оставался прежним, разве что еще сузился. Кларку уже
казалось, что это дорога из какого-то романа фэнтези (он обожал их читать)
Терри Брукса, Стивена Дональдсона или самого Дж. Р.Р. Толкиена, духовного отца
современных писателей, творящих в этом жанре. В этих историях герои (обычно с
волосатыми ногами и стоящими торчком ушами), не внимая голосу разума,
останавливали свой выбор на таких вот забытых всеми дорогах, а заканчивалось
все смертельной схваткой с троллями, призраками или скелетами.
— Кларк…
— Я знаю, — неожиданно он ударил по рулю левой рукой, резко,
раздраженно. Зацепил клаксон и ему ответил короткий гудок. — Я знаю, — он
остановил «мерседес», целиком оседлавший дорогу (дорогу? Ее и проселком-то уже
не назовешь), поставил ручку переключения скоростей в нейтральное положение,
вылез из кабины. Мэри, пусть и не так быстро, последовала его примеру.
Воздух наполнял божественный аромат хвои, и Мэри заслушалась
этой тишиной, не нарушаемой ни шипением шин по асфальту, ни шумом пролетающего
самолета, ни звуком человеческого голоса… но при этом по спине у нее побежали
мурашки. И те звуки, что доносились до нее, трель птички из густой хвои, ветер,
шелестящий в вершинах, могучее урчание дизельного двигателя «Принцессы»,
кирпичиками ложились в вырастающую вокруг них стену страха.
