— Друг мой! — воскликнул Ричи, обмениваясь с ним
рукопожатием Белой Силы. Марв был дармоедом и пижоном, но знал, где раздобыть
правильный крэнк.
[29]
Марв носил бандану, чтобы грязные лохмы не закрывали лицо.
Нос его, в два раза больше нормального, был красным и мокрым. Он был похож на
крысу.
— Что хочешь, брат? — Глазки-бусинки, посверкивая, глядели
куда угодно, только не на Ричи.
— Марв, я децл на мели. Можешь одолжить мне пяток белых и
шарик Китайца? Расплачусь попозже.
— Что значит попозже, брат? Я деловой человек. У меня есть
обязательства.
— У меня сегодня концерт в клубе. Придешь?
— А как же! Сколько у тебя есть?
Ричи показал ему три бакса. Марв вытер нос, стараясь
выглядеть не очень противно.
— Скажу тебе так, брат. Я тебе даю сейчас один белый крест,
ты мне трояк, а потом найдешь меня в зале. У тебя бабки — у меня крэнк.
До концерта оставалось добрых два часа. Но у Ричи появилась
идея. Все было не так безнадежно. Не глядя, он закинул в рот белый крест и
запил его большим глотком пива. Сердце начало возвращаться к нормальному ритму,
глаза немного раскрылись. О да, сила снова вернулась к нему. Пальцы сжались,
словно в руках уже появилась его бас-гитара, и он бессознательно начал
имитировать ритм, доносящийся из углового "Вюрлитцера". Проблема лишь
в том, что какой-то задрипанный хиппи играл "Флитвуд Мэк".
"Флитвуд Мэк"! Нет, Ричи пора сматываться отсюда,
пока Стинг не запел про влажные тропики. Еще один скандал в "Данне" —
и дорога сюда ему будет заказана.
Стемнело. На улице моросил дождик, неся с собой запах моря и
гнилой рыбы. Чтобы попасть в зал, Ричи надо пройти три длинных паршивых
торговых квартала. Одежда со скидкой, подержанная мебель, уничтожение
насекомых, заправка газовых баллонов, бодега
[30]
— единственное заведеньице,
что еще работало, и пять-шесть витрин, закрытых металлическими жалюзи,
раскрашенными бандитскими граффити. Ричи и сам приложил руку к этим
украшательствам, перекрыв жалкие каракули местного отделения офиса
"Лос-Анджелес Крипс"
[31]
символом Белой Силы.
Кто-то сорвал расклеенные им вчера плакаты с рекламой
концерта "Белой Ярости". Дебилы. Вам еще в джунглях с обезьянами
жить. Ричи очень хотел загнать их всех в джунгли — в этом и смысл белой силы.
Мелкие огоньки плясали на периферии зрения. Уличные фонари
отражались в бусинках влаги, ровным слоем покрывших асфальт тротуара. Он
миновал бодегу по другой стороне улицы, краем уха услышав испанскую речь и
чей-то смех. Чертовы латиносы, почему они не хотят учить американский, если
тащатся сюда и нахлебничают на пособиях?
За бодегой улица начинала спускаться к бульвару Хамфри. Там
можно подсесть на автобус, идущий по Амстел-авеню, и доехать до зала. В сотне
ярдов впереди, под стальным навесом, обрамляющим вход в слесарную мастерскую,
кто-то играл на гитаре. Ричи не мог поверить своим ушам. Какой безмозглый идиот
мог петь под дождем в безлюдном переулке?
Удивительно, но у него были слушатели. Даже на таком
расстоянии и под дождем Ричи мог различить длинные волосы, конские хвосты,
кожаную куртку с бахромой и прочие тряпки парочки хиппи, на тридцать лет
застрявших во времени. Он услышал звук бросаемых ими монет в раскрытый чехол
гитары уличного музыканта и его невнятное "спасибо". Они двинулись
дальше и вскоре исчезли за углом.
Певец продолжил, несмотря на то что остался один. Он
исполнял ту самую сопливую хиппи-фолк-дерьмовую музыку, при звуках которой у Ричи
всегда начинали чесаться кулаки. Порой он думал, что неплохо было бы отодрать в
зад Шинейд О'Коннор, но перед этим он бы заставил ее натянуть парик.
Ричи подошел ближе. Певец поднял голову и явно впервые его
увидел. Болван улыбнулся, словно специально стоял тут и ждал, чтобы петь свои
песенки кому-нибудь типа Ричи. В бледном и рассеянном свете углового фонаря
Ричи смог разглядеть худощавого юношу с длинной кучерявой гривой волос, усами в
стиле Запаты, в мексиканской крестьянской рубахе, мешковатых штанах, которые
заканчивались над щиколотками, и гуарачи.
[32]
Кожа лица его имела оливковый
отгенок. Ричи не мог понять, к какой расе он принадлежит и откуда мог прибыть.
Может, имеет смысл спросить у него грин-карту.
[33]
Заискивающе улыбнувшись, уличный певец дернул струны своей
гитары и затянул барахло из репертуара Джефферсона Старшипа о том, что белый
человек больше ни на что не годится, зато желтый — настоящий принц.
Ричи бросил взгляд в гитарный чехол. Должно быть, не меньше
двадцати долларов. Откуда взялся этот паразит, распевающий антибелые песни и
богатеющий на этом? Дурак неправильно истолковал напряженную усмешку Ричи как
одобрение, поскольку тут же перешел к частушкам "Калча Клаб".
Визжащие их педики с розовыми, торчащими во все стороны волосами всегда
добивались эффекта, противоположного тому, на который рассчитывали. Ричи
захотелось оскорбить певца.
— Откуда ты, парень? — обрывая мелодию, спросил Ричи,
высокий, как правительственный спутник наблюдения. Певец взял еще несколько
аккордов, но, почувствовав, что потерял слушателя, остановился и улыбнулся.
В мягком европейском акценте парня Ричи толком не
разобрался, но расслышал нечто типа "рома".
— Нет, парень, ты не из Рима. В Риме такой хаер никто не
носит. Ты из рыжих ниггеров или индусов, да?
Певец кривовато улыбнулся и впервые проявил какие-то
признаки беспокойства.
— Не понимаю, о чем ты, брат. Я из Румынии. Радольфо Азоре
меня зовут. — Он протянул тонкую кисть с аккуратными ногтями и тремя крупными
кольцами на пальцах. Ричи взял руку. Радольфо попытался высвободить руку, но
Ричи усилил захват.
— Ну это надо же! Таскаешь на пальцах месячное содержание,
обдираешь честных американцев своей хиппи-дриппи мурой, ты кто, пидор, да? А
это что? Морду накрасил? — Ричи схватил певца за его длинные вьющиеся локоны и
притянул к себе, чтобы в сумерках разглядеть получше лицо. Ну разумеется, у
этого румынца и губы накрашены, и румяна на щеках, и брови подведены.
— Так я и знал. — Ричи с отвращением изо всех сил оттолкнул
парня в глубину ниши. Тот ударился спиной о чугунную решетчатую дверь. Из-под
ворота крестьянской рубахи блеснула золотая цепь.
