Я раздула ноздри, обиженно засопев, а Алекс серьезно продолжал:
— И уж тем более твои предположения об унижении не могли меня заставить тащить тебя в свою постель любыми способами.
Звучало здраво. Я вздохнула, сосредоточенно закусив губы.
— Объясни, что вчера было, — потребовал он, усаживаясь напротив.
— Ты знаешь, что веды в том числе занимаются и проблемами межмировой оболочки?
Он кивнул.
— «Потусторонников», как мы называем таких специалистов, иногда затягивает за границу. И это — страшная смерть, Алекс. Остаться там всего лишь заплаткой, тенью… — я зябко поежилась. — Я единственная, кто умеет ходить за оболочку и вытаскивать их оттуда. — Алекс нахмурился, вглядываясь в мое лицо. — Это… непросто, — продолжала я. — Даже, я бы сказала, очень непросто и смертельно опасно. — Мне стоило немалого труда взглянуть в его глаза. — Вчера я думала, что не вырвусь… если бы не ты.
Глаза зверя блеснули такой злостью! Он подался вперед, сжимая ладони в кулаки:
— Когда ты вчера разговаривала с Карельским, мне показалось, он тебя любит…
— Тебе не показалось, — нахмурилась я.
— Черта с два! — рыкнул он. — Как он позволил?!
— Он не знает! — вскричала. — Знал бы — не пустил!
— Я не позволю больше, — процедил хмуро, на что я прикрыла глаза, откидываясь на подушки:
— Я единственная, Алекс, кто может спасать ведов.
— Для меня ты тоже единственная, и мне плевать на всех твоих ведов вместе взятых, — холодно процедил он.
Убийственное сочетание — «единственная» и «плевать я хотел»!
— Если я «единственная», то плевать на «моих ведов вместе взятых» не выйдет! — чтобы казаться больше, я привстала на коленях и выгнула спину. — Это — моя работа!
— Я поговорю с Зулом, — злился он.
— Поговори со мной! — вскочила я. — Черта с два я буду с тобой, если ты не будешь меня хоть во что-то ставить!
Мы замерли друг напротив друга в противостоянии взглядов. Я, конечно, погорячилась, ведь если Алекс прав, и мы с ним — истинная пара, не жить друг с другом у нас не выйдет, как и не принять друг друга. Но пусть лучше боится! Я не только оборотень, я еще и ведунья, и возможностей этой моей составляющей он не знает. Ну и что, что ничего, кроме как эффектно покончить с собой, провалившись за грань, я не могу?
— Ты — мой «якорь», — решила начать переговоры. — Ты меня вытащил вчера, и больше не дашь провалиться за грань безвозвратно. — На его лице отразилось непонимание и недоверие. — Мне… тебя не хватало.
Мой взгляд остекленел, по коже побежали мурашки, и меня мелко затрясло. Я прикрыла глаз, когда Алекс рывком поднялся и подхватил меня на руки, усаживая на себя. Чувствовала — злится, и шаг этот дается ему тяжело.
Кажется, он был прав. Я тоже забыла, каково это — быть зверем. Привязки, какая бы ни была их природа, ко многому обязывали. И он принимал условия, хоть и скрипя зубами. Не привык идти навстречу и вообще на чьи-то условия, или забыл, как это делается. Держал меня в руках, а у самого желваки ходили от сопротивления и несогласия. К сожалению, оставалось признать — он с большим удовольствием заткнул бы мне рот, связал и запер. Но винить его в этом было бы глупо. Инстинкт самца, нашедшего самку, говорил ему «Прятать, защищать, оберегать любой ценой». И его такой на первый взгляд маленький шаг навстречу на самом деле был большим прыжком.
Я с не меньшим сопротивлением скользнула пальцами по его напряженным плечам и обняла, разглядывая его лицо:
— Спасибо.
— За что? — прорычал раздраженно, но руки зверя расслабились, и он вдохнул глубже.
— За все. Может, поедим?
77
— Ты понимаешь, что я увезу тебя? Не позволю остаться? Не отпущу домой одну…
Я напряженно засопела, выдерживая его пылающий взгляд.
— Компромиссы исключены? — усмехнулась холодно.
— Смотря какие…
— Ты же знаешь, что со мной так не получится, — зло оскалилась. — Знаешь, а все равно давишь, да, Алекс?
Грудь зверя заходила ходуном. Он скользнул подушечками пальцев вдоль позвоночника и сплел их с прядями моих волос на затылке.
— Знаю, Алиса, — потянул голову назад, вынуждая подставить шею его воле, сделал длинный вдох, коснувшись кожи кончиком носа, а между ног я почувствовала, как наливается его член, подрагивая и упираясь в ткань боксеров. — Я — не самый лучший вариант для тебя, но нас никто не спросил.
Он рывком уложил меня на кровать, продолжая удерживать за волосы:
— Будешь слушаться — будут компромиссы, — выдохнул он мне в губы. — Будешь?
Он вжался членом между моих разведенных ног, наглядно демонстрируя тщетность моего сопротивления.
— Если оставишь мне немного трусов, — растянула губы в злой ухмылке. — Паинькой не буду, Алекс.
Наши дипломатические переговоры провалились с треском ткани моего белья, обнажая явные проблемы с взаимопониманием и мои бедра. Алекс пристально смотрел в мои широко раскрытые глаза, любуясь тем, как я подчиняюсь его напору и желанию. Его эмоции тоже стоили того, чтобы держаться за его взгляд. Хотел казаться суровым Правящим, только я ясно видела его нутро… Истерзанное, одинокое и жаждущее понимания и приятия. Не отдавая себе отчета, я запустила пальцы в его волосы и коснулась его губ своими.
Мы замерли. Он — обескураженно, я — прислушиваясь и дрожа. Каждый раз, когда мы вот-вот должны были соединиться, я будто стояла на краю, и он неизменно меня с этого края сталкивал. И сейчас это был всего лишь вопрос времени. Тигр, словно обитатель грани, впивался в меня с жадностью, надеясь перекрыть свою кровоточащую пробоину.
Один его рывок, и я снова падаю в пустоту… Его пустоту. Сильные руки, прижимающие мои к кровати, голодный испепеляющий взгляд и его жажда обладания, которую, казалось, не утолить. С выдохом, рычанием и силой он трахал меня до полного изнеможения и моего охрипшего голоса. Нам не нужны были прелюдии — о них позаботилась сама жизнь, выступая одним большим прологом. Вот только мой он «читал», как открытую книгу, его же был написан где-то и кем-то на неизвестном мне языке кровью… Ее привкус сопровождал жалящие поцелуи зверя, он будто отдавал кому-то дань, капля за каплей.
Вместе с его хриплым рыком меня вдруг словно выдернули из его рук и из этой реальности. Будто кто-то проволок через грань и вышвырнул в белое месиво. Борозды от когтей прочертили снег, потом из-под них полетели щепки, старая штукатурка и облезлая краска, высушенная временем.
— Алекс! — вскрикнула я в ужасе, и руки, к счастью, обхватили его плечи.
— Алиса, — он ответно вцепился в меня, — что такое?!
— Держи меня, пожалуйста, — прошептала в шею зверю, часто моргая. — Держи…
