— Больно? — шепнул в ее губы.
Она мотнула головой:
— Хочу сильнее…
— Нет, — оскалился и усмехнулся, когда она широко распахнула удивленные глаза.
Сегодня будет не так, как она, похоже, привыкла. Я продолжал двигаться медленно, выходя из нее все больше. Самое чувствительное ведь находилось не так глубоко, и чтобы свести ее с ума, достаточно было еще немного потерпеть… Но оно того стоило. Выбрал самый чувствительный угол и глубину, стиснул ее бедра и продолжил входить в нее все легче и быстрее. Возмущение на ее лице быстро перетекло в удивление, а вскоре взгляд подернулся дымкой. Она стонала все громче, судорожно хватаясь за простыни, будто я трахал ее со всей силы.
Когда с губ моей хищницы сорвался грязный арабский мат, я рассмеялся, хотя был близок к тому, чтобы присоединиться к ней.
— Азул! Пожалуйста! — зарычала она, беснуясь в моих руках, и я сдался в последние секунды, со всей силы врываясь в ее влажную пульсирующую тесноту.
Видеть ее лицо, дикий удивленно-одуревший взгляд было непередаваемо! Я смотрел, пока мог, пока самого не накрыло так, что еле собрал себя через черт его знает сколько времени. Обнаружил себя на ней, упираясь лбом в ее дрожащий плоский живот. Но самое удивительное ждало меня, когда вернулся взглядом к ее лицу. Она смотрела в потолок широко распахнутыми глазами, не в силах собраться, вернуться и прийти в себя. На какой-то миг я даже испугался, что сделал что-то не так.
— Мира, — сгреб ее лицо в ладони.
— Научишь меня ругаться по-русски? — прошептала она все также. — Мне, кажется, этого не хватает… Не могу выразить этих эмоций словами.
Я с облегчением улыбнулся, осторожно целуя ее дрожащие сухие губы.
— Не знаю, в силах ли я тебя учить такому…
— Попрошу Алису, — быстро нашлась она.
— Есть хочешь?
— Да…
— Пойдем к Алисе?
Она замерла, хмурясь:
— А запах?
— Можно сходить в душ…
— Это поможет? — с сомнением прищурилась она.
— Частично, — усмехнулся в висок.
Мира фыркнула и поднялась с кровати, а у меня снова сжалось все внутри от того, какая же она была хрупкая. И эти шрамы…
* * *
Мне пришлось одеться в спортивный костюм, который оставила Алиса, но босиком ступить на снег мне не дали.
— Иди сюда, — подхватил меня на руки Азул.
Тигр и Мирослав стояли на крыльце. Второй почему-то не пугал вовсе. Так, внушал какое-то уважение и доверие. А вот Алекс… Он даже встал за спину Мирослава, чтобы не нервировать, когда мы поднялись по ступенькам.
— Вы как раз к ужину, — приветственно кивнул Мирослав.
— Добрый вечер, — вежливо кивнула ему и перевела взгляд на Тигра, — Алекс… — Мужчина взглянул на меня настороженно, — у нас с вами что-то не задалось, простите, — улыбнулась натянуто, и он ответил на улыбку:
— Мира, не извиняйся, это я виноват — не узнал тебя сразу там… в лесу. Ты пахла по-другому…
Я попыталась понять, что он имел в виду, но на крыльцо выскочила Алиса:
— Зул! — бросилась к нам. — Мира, все хорошо?
— Все нормально, Алиса, — Азул притянул меня к себе. — С голоду умираем.
— Это хорошо, — улыбнулась она. — Мира, я бы хотела тебя с мамой познакомить…
Меня закрутило в какой-то водоворот неподдельной радости и новых знакомств. Сначала я подумала, что мама — это старушка у камина в кресле. Но потом оказалось, что это — мать Алекса, а маму Алисы сложно отличить по возрасту от дочери. Оказалось, что Мирослав — ее отец. Они примчались ближе к вечеру, когда Алиса «поставила всех на уши», как выразился Алекс. Выражение меня позабавило, а в контексте новых знакомств звучало особенно мило.
Вся семья села за стол. Когда к нам присоединились старшие дети Алекса и Алисы, стало еще оживленнее. Я, наверное, неприлично таращилась на все это действо, но не могла отвести взгляд. Семейный ужин — такое простое по сути явление — оказался чем-то особенным. Я жадно ловила их взгляды друг на друга, случайные касания. Особенно нравилось подмечать, как мужчины дорожат своими женщинами. И Мирослав, и Алекс уже, кажется, не замечали, но постоянно касались своих жен, что-то коротко сообщали на ухо, обменивались короткими многозначительными взглядами, что создавало совершенно невероятную для моего понимания картину. Я думала, что «истинная» нужна только для одного. К ней тянет, и никуда не деться. Но эти две пары разрушали мое едва сформировавшееся убеждение. Они на самом деле питали друг к другу чувства такой силы, что не видели необходимости сдерживать их даже в таких простых вещах.
— Зул, выглядишь отлично, — улыбалась Анна, мама Алисы.
— Это ты его еще в лесу не видела, — заметил напряженно Мирослав, и они с Драконом обменялись взглядами.
— Мама, — косилась на Азула одна из дочерей Алисы, — а это тот самый дракон?
— Да, Варь, мой босс — настоящий дракон, — гордо подтвердила Алиса.
— А Мира тоже дракон?
— Нет, Мира…
— Рысь, — закончил Азул. Его рука все это время лежала на моей талии, и он снова притянул меня к себе. — Только с крыльями.
— Ух ты! — восхитились девочки одновременно. — А она может оборачиваться?
— Да, Мира может, — кивнул он довольно.
С этого момента, кажется, я стала предметом вожделенных взглядов. И это было совсем уж дико. Я ведь считала себя монстром столько лет! А теперь… рысь с крыльями! Чудо чудное.
— Можно вина? — глухо попросила я и вцепилась в бокал.
— Ты как? — шепнул мне на ухо Азул, и показалось, что вино нагрелось в моей руке.
— Что имел в виду Алекс, когда сказал, что не узнал меня в лесу?
— Ты пахла… по-другому, когда я тебя привез, а так как он больше тебя не видел, не узнал сразу…
— Я изменила запах? — повернулась к нему.
— Ты приняла душ и провела ночь со мной, — еле заметно улыбнулся он и вдруг подался вперед, касаясь губами уха: — Теперь ты пахнешь мной.
Показалось, вино ухнуло в низ живота, минуя желудок. Между ног ошпарило и сжалось с такой силой, что над губами выступила испарина. А мысль о том, что все все слышат, чувствуют и понимают, бросило в холодный пот.
— Я подышу, — шепнула Дракону, но он неожиданно встал вместе со мной и, извинившись, повел меня к выходу.
— Мира, — притянул к себе, когда мы вышли на веранду, и горячие щеки приятно обожгло морозом, — все хорошо…
— Я не могу быть с ними! — взвыла, выдираясь из его рук. — Это странно! Это бесит и изводит! Я будто голая там перед всеми!
— Не преувеличивай, — нахмурился он.
