В некоторых домишках горел тусклый свет, похожий на мерцание умирающей свечи — там, за занавесками, возможно еще продолжалась жизнь, по крайне мере Андрею постоянно казалось, что за ними наблюдают невидимые глаза.
Он крепче сжал ружье. Маша шла рядом, он поддерживал ее за локоть. По мере приближения к церкви, освещение заметно усиливалось. Даже несмотря на снегопад, ее купол и воздетый к небу крест отчетливо выделялись. Он видел этот купол на обложках журналов, которые Оксана приносила домой каждый день, пытаясь ему проповедовать и наставить на путь истинный, — что вызывало в нем поначалу смех, потом озабоченность. Когда же он понял, что ее попытки навязать ему чуждые идеи не только не сходят на нет, но принимают еще более энергичную и изощренную форму, не выдержал и взорвался.
Собрав все журналы со слащавыми, до приторности улыбчивыми лицами профессиональных актеров, он выбросил их в мусорный контейнер возле дома.
Оксана смотрела на его вспышку, поджав губы, потом, когда он пришел, вытирая руки о штаны, быстро собралась и в сердцах прошипела: «Я сделала все что было в моих силах. Ты будешь гореть в аду, запомни это и пеняй на себя» — и выскочила за дверь.
Оксана тратила на эти журналы половину зарплаты. Когда он увидел в окно, как она выуживает из мусорки измятые и залитые помоями просветленные лица с горящими глазами, взирающими на тот самый шпиль, ему стало не по себе. Секта забрала у него жену, а теперь пытается получить его самого и дочь.
Остроконечный купол, башенки, его окружающие, монолитные стены с маленькими окошками-иллюминаторами, — ему всегда казалось, что в один прекрасный день эта громадина взлетит и исчезнет в бездонной пучине космоса, откуда она и прилетела внезапно посреди весны. Церковь построили так быстро, что ее появление стало неожиданностью даже для некоторых представителей власти. Мэрия подписала бумаги за неделю, хотя обычно такие дела тянутся годами. Стройка заняла полгода — дворец буквально вырос из-под земли и горожане (мэр в том числе) лишь удивленно качали головами. А потом они начали активно агитировать — улыбчивые братья и сестры ежедневно выносили в сумках тонны пахнущей свежей краской макулатуры.
Если Сашу похитили, и она в церкви, он ее найдет, останется только вынести, добраться с ней на руках до «Тигра», а там — попробовать прорваться через снежный затор.
Андрей не знал, что будет делать потом, если им удаться выбраться из города. Он снова и снова задавал себе этот вопрос, но ответа не находилось. Самое главное — Саша. Все остальное — после. Ему нет дела до всего остального, об этом пусть думают те, кто получает за это зарплату.
Они уткнулись в высокий сетчатый забор. За ним, в двадцати метрах, отделенное белым нехоженым полотном искрящегося снега, вздымалось устрашающее здание Церкви Судного дня.
Из здания вылетали звуки песнопений и ритмичной музыки — они то становились громче, то вовсе стихали.
Сквозь бой барабанов, рев электрических гитар, какофонию оркестровых звуков слышался ритмичный, почти гипнотизирующий девиз, повторяемый хором нараспев снова и снова:
— Мо-лек! Мо-лек! Мо-лек!
Толпа скандировала это странное сочетание, от которого по спине Андрея пошел холод, несмотря на то, что прогулка по глубокому снегу заставила их изрядно вспотеть.
— Что это? — прошептал он.
Маша сжала его руку, ее лицо побледнело — в свете ослепительно белого снега она стала похожа на мумию.
— Нужно торопиться, — сказала она.
— Что за «молек»? Что это за слово французское?
— Это не французское… древнееврейское…
— И что оно означает?
Она покачала головой.
— Тебе лучше…
— Что?! — он сжал ее руку так, что она вскрикнула. — Больно, отпусти!
— Молох, царь, божество с головой быка. Ему приносят в жертву детей… их сжигают в угоду ему, а сами пляшут и поют, как…
— …сейчас.
— Да.
От ужаса Андрей не мог пошевелиться. Тело окаменело. Он словно провалился во времени на тысячу лет: мерцающие угольки жертвенного кострища, кружась и тлея, взлетали к мрачному небу. Разноголосый хор мужчин и женщин постепенно смешался, заполнив все вокруг, и теперь от его мелодичности мало что осталось — истеричные крики, заглушая вопли жертвы, становились все громче. И среди тех голосов, он вдруг услышал один, — тот который знал слишком хорошо, чтобы перепутать с другим. Он услышал свой голос. Жуткий. Безумный. Одинокий.
Глава 49
Через час Катя и Максим наконец добрались до окраины Москвы. Его маленький «Ниссан Микра» не был приспособлен к езде по снегу, в связи с этим они пару раз чуть не врезались. Катя сидела спереди, вцепившись в дверную ручку, как будто это спасло бы ее в случае столкновения. Машину то и дело заносило и крутило на поворотах. Проносившиеся мимо огромные джипы с шипованной резиной резко сигналили, отчего Катя вздрагивала как от прикосновения холодными руками.
— Все, — выдохнул Макс. — Приехали. Можешь расслабиться.
Она открыла глаза. Перед ними стоял человек в сером пуховике и капюшоне, отороченном мехом, настолько густым, что она невольно засмеялась — он был похож на эскимоса.
Из темноты раздался лай множества собак и ей сразу же расхотелось покидать машину. В студии они переоделись в теплые вещи для продолжительных съемок на морозе — специальные термокуртки и штаны, непроницаемые для ветра, снега и влаги, утепленные ботинки и шапки, защищавшие все, что торчало выше воротника. Для защиты лиц Макс взял утепленные балаклавы, которыми пользовались операторы канала.
— Гоша, привет, — поздоровался Макс. — Это Катя, моя… ведущая.
— Привет, Катя, вы еще красивее, чем в ящике, — сказал звонким голосом человек по имени Гоша. Разглядев его, Маша обнаружила, что часть пышного меха являлась его не менее пышной бородой. — Макс позвонил и сказал, что вам нужно прокатиться по снегу туда, где не ступала нога человека.
Маша озадаченно взглянула на Макса.
— Нам… да… а что у вас, вертолет что ли? — Она вдруг подумала, что, возможно, придется подняться ввысь, прямо в пасть завывающей бури, и ей тут же стало плохо.
Гоша засмеялся. Макс стоял в сторонке и курил, поглядывая в сторону ворот усадьбы.
— Лучше, чем вертолет! — Он подошел к воротам, потянул за кованую ручку.
Катя не поверила своим глазам. Она была готова увидеть что угодно, — например, большой снегоход или еще что-нибудь в этом роде. Но зрелище потрясло ее: перед ними, сразу за распахнутыми деревянными воротами, на протоптанной, тщательно убранной от снега дорожке, возбужденно повизгивая и тыкаясь мордами друг в друга, стояли шестеро запряженных серых пушистых собак.
У нее перехватило дыхание от их дикой первозданной красоты.
Гоша заметил ее замешательство.
