Сдерживая навернувшиеся слезы, дрожь в ногах и панику, она оттолкнула Мышкина и бросилась в светлую группу.
— Дурак! — бросила она в сердцах и тот моментально закричал: «Зоя Викторовна! Саша плохими словами обзывается! Накажите ее, она меня назвала плохим словом!»
Воспитательница, заметив хитрый взгляд Мышкина, покачала головой.
— Что ты еще придумал, Мышкин? Кажется, сейчас не Саша, а ты пойдешь в угол. Саша, что случилось?
Саша, украдкой утерев слезу, подсела к Пете. Он играл с паровозиками и сразу же протянул ей один.
— Он… он меня хотел напугать, — сказала Саша. — Только я не боюсь! Понял?
Мышкин зарделся, а когда увидел Петровну, направлявшуюся к чулану и вовсе потерялся.
— Ах вы проказники, — раздался голос няни. — Дверь с графиком уборки в деревянной рамке распахнулась и оттуда, как ужаленные, выскочили братья Костровы.
— Ага, вот оно что! Так, Костровы и Мышкин, быстро ко мне.
С понурыми головами дети подошли к воспитателю.
— Еще одна такая выходка и кто-то не будет участвовать в утреннике. Вам понятно? И еще. Волшебные шарики, видимо, тоже будут не для всех.
— Это все Кирилл, — мгновенно сдал сообщника Роман. — Мы не хотели Сашу пугать. Это все он виноват. Он сказал нам царапать ведро и дверь ногтями, как будто это игра такая.
— Это не игра, — ответила Зоя Викторовна, глядя как Петровна наполняет водой ведра. В темной комнате колыхание ее белого халата выглядело слегка тревожным. — Никого никогда нельзя пугать.
— Это почему же? — самоуверенно спросил Мышкин.
— Вырастешь, поймешь, — ответила воспитатель. — А пока я поговорю с твоим папой.
Мышкин хмыкнул.
— Папа мне ничего не сделает. А вас заругает.
— Это мы еще посмотрим, — ответила Зоя Викторовна. — А теперь просите прощения у Саши или становитесь в угол до конца дня.
Перспектива простоять без игрушек никого не устраивала.
— Прости, мы так больше не будем, — промямлили Костровы в один голос.
Саша кивнула.
С Мышкиным было сложнее. Он минут пять мялся, но в конце концов переборол собственную гордость.
— Прости, — буркнул он и тут же отчалил, посчитав такое извинение исчерпывающими.
— Ладно, — сказала Саша.
— Трудно было? — спросила Зоя Викторовна.
Мышкин покрутил головой. Она знала, что ему пришлось переступить через себя, а значит — уже хорошо, задумается, может быть.
— Нет, — сказал он. — Нисколечко.
— Вот и отлично, — сказала Зоя Викторовна. Она снова посмотрела на дверь подсобки и ей почему-то захотелось тоже приложить ухо. Что она могла там услышать? Разумеется, ничего. Или все же…
Саша стояла за той самой дверью. Было темно, она знала, отлично знала, где находится. В темной комнате детского сада. Внутри подсобки. Только вот братьев Костровых здесь точно не было. Их не могло здесь быть. Она слышала, как играют дети в группе, как Зоя Викторовна собирает всех на занятие, разучивают букву М. Повторяют слова: Москва, мир, мед, молоко, мама, морковь, месяц, мрак…
Она встрепенулась.
Мрак.
Ни единой полоски света. И едва уловимый, почти неразличимый звук, как будто кто-то скребет когтем по дереву. Царапающий, монотонный жуткий звук. Она выставляет вперед руки, чтобы не упасть в темноте и не может нащупать стены. Она не знает, куда идти — только слышит голос воспитателя и боится сделать хоть шаг, чтобы не уйти еще дальше.
— Не ходи туда, — слышит она шепот и дергается. — Там прячется чудище. Оно… скребется и схватит тебя, если…
— Ты все врешь, нет там никакого чудища. Там стоят ведра Петровны, — она узнает голос Пети. — Я все видел.
— Я не вру. Только послушай, приложи ухо к двери. А другое закрой.
Тихий шепот она слышит отчетливо, буквально в двух шагах. Делает движение навстречу и…
Кто-то отпрыгивает от двери, топот маленьких детских ножек и захлебывающийся плач.
— Слышал, слышал! — раздается ему вдогонку радостный вопль Мышкина.
Саша закрывает уши руками, радужные пятна расползаются кругами в ее голове, в следующий момент она бьет руками по двери и кричит: «Откройте, откройте, я здесь! Зоя Викторовна, помогите, мне страшно!»
И к первому плачу после некоторой паузы присоединяется второй — это завыл Мышкин, у него случилась истерика и припадок одновременно.
— Господи, да что с вами? — Зоя Викторовна поднимается и идет к подсобке. Открывает дверь.
Она стоит, осматривая тесную каморку.
— Петя, Кирилл! — зовет она. Идите посмотрите, здесь никого нет. — Просто швабра упала, а вы уже испугались. Больше к подсобке не подходить! Вам ясно?
Но и так понятно: к подсобке больше вообще никто никогда не подойдет.
Сначала Саша думала, что это сон. Длинный пугающий сон, похожий на бесконечный ужас, в который попадаешь неизвестно как и не можешь выбраться. Сон длится так долго, что в какие-то моменты она просто устает от него — от его странных звуков, словно кто-то зовет ее издалека, постукиваний, криков, пугающего монотонного голоса радио, играющего где-то на кухне (в квартире радиоточка висела именно на кухне, над дверью и периодически самопроизвольно включалась).
Иногда голоса приближались; она запомнила строгий, с хрипотцой, четкий мужской голос (не папы):
— Состояние удовлетворительное, уделите особое внимание ногам. Не забывайте, все группы мышц должны быть проработаны. Не ленитесь.
Скорее всего, физкультурная радиопередача, думала она. Потом тело ее наливалось теплом, она ощущала это по приятному покалыванию и волнам сокращений в мышцах. В такие моменты она чаще всего бежала — быстро, практически не касаясь ногами земли. И постоянно думала, гордясь собой, вот бы меня сейчас увидел папа. Я бегу так быстро, будто лечу. А потом, легонько оттолкнувшись от земли, она правда взлетала, опасаясь, поначалу, как бы не рухнуть вниз, на город.
Папа никогда не говорил о том, что люди могут летать. Почему он скрывал от меня, ведь это так прекрасно, думала она, описывая широкий круг над садиком. Вот церковь, деревянный крест, чуть наклонясь, дрожит на ветру. Внизу темные фигурки людей, они словно видят ее и… что они делают? Почему у них такие испуганные лица? Кажется, они крестятся. Но зачем? Что это им даст?
Она удивляется и решает подлететь ближе. По телевизору она видела, что люди крестятся в церквях, но не понимала зачем. Сейчас же они крестились, глядя на… нее.
Остановившись у молодого священника с крестом, совсем близко, так, что она могла рассмотреть снежинки на его очках и большой золотой крест на черной рясе, она машет рукой перед его лицом.
