Андрей остановился в дверях туалета. Он не страдал нерешительностью, однако взгляд на окно палаты, за которым промозглый ветер кидал хлопья снега, задувая тишину свистящим гулом, заставил его задуматься.
Куда он сейчас пойдет? Институт забит охраной — это он хорошо запомнил пропускную систему административного здания, исследовательский же корпус и подавно. Камеры на каждом шагу, посты на этажах и внизу, проскочить незаметно не получится. Даже если он выйдет наружу, где его одежда? Заметь, сказал внутренний голос, твоя осенняя курточка, джинсы и летние кроссовки с сеткой, чтобы нога дышала. Ты точно уверен, что, оказавшись за оградой (допустим, ты ее преодолел), тебе хватит сил, и, главное, запасов тепла добраться до дороги, по которой и днем машины ездят очень редко? Сейчас, судя по погоде, минус десять, а то и пятнадцать. Хорошенько подумай, прежде чем что-либо предпринимать.
В нерешительности он положил полотенца на место, прошел к кровати и лег, закрывшись одеялом. Да, план тухлый, не сработает. Самое неприятное, что он не знал диспозиции — что случилось, что произошло, как на это реагирует администрация, начальник лаборатории и почему никто не обращает внимания на их состояние.
Или же такое творится только с ним. Только он один из всей группы не помнит, что происходило вчера, позавчера, неделю назад… он помнит только день, когда им сделали укол. Первый укол вакцины.
Андрей судорожно закатал рукав майки. Если уже шестьдесят дней его обкалывают, то рука должна распухнуть. Всмотревшись в полутьме палаты в собственное предплечье, он ничего не обнаружил. Даже след от первого укола, если тот вообще был (теперь и в этом Андрей начал сомневаться), тоже пропал. Исчез. Ни точки, ни прыщика, ни припухлости — ничего. Только след вакцины от оспы, сделанной в глубоком детстве — два вытянутых овала, один над другим. И все. Значит, заявления про несколько уколов — байки. Хотя след мог исчезнуть.
Голова пухла от предположений. Конечно же это не Кащенко, хотя пейзаж из окна очень похож. Он мог бы поверить, что находится в психушке, если бы в палате присутствовал хоть один атрибут единственной болезни, точнее, состояния, из-за которого он мог туда попасть — белой горячки. А именно — смирительная рубашка, наручники, веревки для фиксации, кляп, привинченная к полу мебель. Решетка на окне. И если все эти усмирительные приспособления могли отсутствовать по вполне понятным причинам, например, он уже в стадии выздоровления, то решетки на окнах в Кащенко были везде. Даже в кабинете у Марка Иосифовича Каплана, главврача городской психиатрической больницы, стояли толстые решетки и не потому, что он хранил что-то секретное, а потому что прыгать из окон, вышибая головой стекло было у психов одним из немногих доступных развлечений.
Здесь не было даже намека на решетки.
И цифры. Прильнув к стене, так чтобы возможный наблюдатель не смог ничего разглядеть, он снова отвернул кусочек обоев. Пятьдесят девять. Цифра шестьдесят отсутствовала. Сегодня.
Может быть, сейчас.
Мозг лениво перебирал варианты, отгородившись от внешних шумов. Андрей задремал, а может быть, и уснул, потому что не услышал, как в семь утра сменилась охрана на этаже и снявшийся в вахты пост пошел на отдых в соседнее здание — вся охрана во время испытаний проживала исключительно на территории института. А в девять утра открылись центральные ворота, на территорию комплекса въехал джип директора института и начался переполох: сначала по палатам пробежал охранник с мрачным лицом, приказав никому не выходить. Затем, в девять утра, когда у них обычно начинался завтрак, прошли еще двое — Андрей их никогда не видел, плотные, один здоровяк в кожаной куртке, второй поменьше ростом, белобрысый — они обыскали каждый сантиметр палаты, хотя прятаться было негде. Разве что под крышкой унитаза.
Может быть, внеплановая проверка или инспекция. Но что-то ему подсказывало, что случилось нечто более серьезное. Форс-мажор. Конкуренты пытаются сорвать испытания — такой вариант тоже нельзя было исключать. Или… террористы. В конце концов, когда его терпение начало иссякать, разрешили идти на завтрак.
И только когда Андрей пересек черту, отделяющую столовую от остального корпуса и увидел людей, сидящих за столами, стоящих с подносами возле раздаточной, он наконец, убедился — происходит что-то странное. Мало того, что у него было стойкое ощущение, будто он видит этих людей впервые, так еще и разговоры — все разговоры, он прислушался, стараясь не пропустить ни слова — сводились к тому, когда же все начнется. Когда начнется вакцинация.
Мурашки поползли по его спине.
Он взял себе салат из свежих овощей, стейк из лосося, чай и булочку. Направившись к столику, совершенно ошарашенный, он чуть не столкнулся лицом к лицу с красивой девушкой. Мария?
Она улыбнулась первая.
— Ох, простите, я вас чуть не сбила!
Андрей открыл рот, потом закрыл его. Он не знал, что сказать.
— Меня зовут Маша, — сказала она, улыбнувшись. — Вы мне ручку дали и помогли заполнить договор вчера, помните?
Андрей кивнул.
— Д…да. Конечно… — Он опустил поднос на стол. Руки дрожали.
— Можно я к вам подсяду? — спросила она. — Только возьму что-нибудь, — она обернулась в нерешительности.
— Подносы в углу слева, а раздаточная прямо по курсу, — сказал Андрей, испытывая жуткое чувство дежавю.
Люди вокруг жевали, разговаривали, но было видно, — все напряжены, будто чего-то ждут.
Маша вернулась довольно быстро.
— Значит, мы прошли? — сказала она, улыбаясь. Улыбалась во всем зале только она одна. — Можно нас поздравить.
— Поздравить? — эхом спросил Андрей.
— Ну да, из всей толпы после комиссии осталось только тридцать восемь человек. Я считала. Кстати, скоро лекция. Нужно поторапливаться. — Она принялась за индюшачью грудку.
Андрей покрылся холодным потом. Получается, они встречались каждый день — именно здесь и… говорили одно и тоже. Каждый день в течение двух месяцев. И никто ничего не заподозрил. Ни у кого не возникло и мысли, что испытания давно идут не по плану. Что же это за вакцина? В любом случае, значит администрация в курсе происходящего, слышны разговоры и каждый день пациенты задают одни и те же вопросы. Если, конечно, и с ними не приключился своеобразный «День сурка». Скорее всего, никакой лекции не будет, подумал он. Вряд ли кто-то будет проводить лекцию каждый день в течение двух месяцев, только чтобы создать видимость нормальности. Скорее всего, уже здесь, в столовой они… снова и снова теряют память. Потому что именно здесь им дают препарат или его суррогат — прямо во внутрь. Вместе с едой, питьем, салатами, кофе, булочками и десертами. Так проще всего.
— Что с вами, Андрей? — Маша посмотрела на него полусонным взглядом.
— Что-то я наелся, — сказал Андрей, продолжая делать вид, что тыкает вилкой в салат. Наверняка, тот, кто все это затеял, наблюдает за каждым их шагом.
— Доктор предупреждал, что питаться нужно хорошо. Организм должен бороться с заражением, выделять антитела. А для этого ему нужна энергия. Так что, не отлынивайте. — Маша откусила кусок индюшатины и принялась тщательно пережевывать.
