Андрей положил ей руку на бедро и сжал. Он сделал это рефлекторно, но времени на раздумья не было.
— Не ешь это. Продолжай жевать, но не глотай. Выплюнь в ладошку, — сказал он тихо.
Маша дернулась. Любой человек, если коснуться случайно его бедра — дернется.
— Что происходит? — спросила она, прекратив жевать.
— Сначала выплюнь.
Она выплюнула кусок индюшатины и положила в тарелку, прикрыв салфеткой.
— Андрей…
— Мы с тобой обедаем в этой столовой вот уже два месяца. Каждый чертов день. Посмотри в окно. Тебя ничего не удивляет? — скупым жестом он кивнул на завешенные узорной тюлью окна. — Когда мы сюда пришли и обедали впервые, на улице было плюс двадцать… только не вскакивай, прошу. Я не сумасшедший.
Она недоверчиво покосилась на людей из группы, мирно беседующих за столиками, часы, секундная стрелка которых продолжала свой бег по кругу, взглянула на приоткрытую дверь столовой — из холла раздавался звук включенного телевизора, показывали какой-то старый фильм, она узнала его по музыке, но не могла вспомнить название — то ли «Девчата», то ли «Весна на Заречной улице».
Он конечно, понимал, что убедить ее вряд ли удастся. Потому что он сам себе не верил, пока не увидел цифры, но сейчас он не мог привести ее в свою палату, отвернуть обои и показать эти странные доказательства.
— Андрей… мне кажется, ты… преувеличиваешь. Прошло уже много времени, поэтому зима, идет снег. Исследование было рассчитано на два месяца. В ноябре почти всегда идет снег, бывают даже бури и метели.
А вдруг она как-то с ними связана, подумал он. Вдруг они тут все связаны в какую-то сеть и могут друг с другом общаться на расстоянии? Тогда его откровения сейчас могут сослужить ему дурную службу. Никто, ни один человек вокруг не выказывает беспокойства. Будто, так и надо. Разве это не странно?
— Ты помнишь вчерашний день? — спросил он, покачивая стакан с чаем в руках. — Попробуй, вспомни.
— Вчерашний день? — Она задумалась. Только что она говорила одно — про зиму и долгий эксперимент, а теперь может вспомнить только то, что вчера стояла в актовом зале и слушала лектора, объясняющего принцип действия вакцины. А потом они пошли в палаты и… — я… я помню только… лекцию и как мы с тобой…
— …пошли в палаты, где должны были прочитать инструкцию, которая лежит на кровати, запаянная в пластик.
— Да. А что в этом…
— Но сейчас зима. Ты, когда вставала, смотрела в окно?
— Нет. В палату пришли какие-то люди и все перевернули вверх дном. Каждый сантиметр. Спрашивали, на заходил ли кто. И что я помню.
— И что ты ответила?
— То же, что и тебе. То есть… а разве мы не вчера подписали договор? — кажется, до нее начинало доходить.
— Два месяца назад. Прошло шестьдесят дней.
Вспышка боли внезапно пронзила его голову. Он поставил стакан на стол и сжал виски, которые разрывались
здесь кто-то есть человек он враг не перешел чужой убрать где он найти срочно среди нас чужой обезвредить сейчас убить
от шума чужих мыслей, как переговорной рубке горячей линии бывшей жены.
Голоса были механическими, похожими на сообщения коротковолновых радиостанций или трескотню полицейских раций — без эмоций, они констатировали факт и требовали принятия мер. Ничего личного.
Андрей покосился. Если ничего не сделать, они, кем бы они ни были, обнаружат его. Судя по реакции отвлекшихся от завтрака людей, поиски уже начались. Та самая преподавательница вуза, черная бестия, кажется, Фельдман, которая высказывала претензии институту, начала озираться, близоруко сощурившись. Модный пенсионер с серьгой в ухе откашлялся и развернулся на стуле, протирая салфеткой руки — делал вид, что занят, но на самом деле оглядывал столовую. Каждый из них начал вести себя, словно последовала команда «Ищи, фас!».
Он посмотрел на Марию. Она хмурила брови, пытаясь справиться с какой-то внутренней задачей, выглядящей неразрешимо.
— Они улавливают себе подобных, потому что заражены одним и тем же вирусом. Шестьдесят дней нужно было, чтобы вирус полностью завладел организмом и получил контроль над мозгом. Жизненная задача вируса — распространение. Как только вирус получить полный контроль, основной задачей станет распространение. Сначала в город, потом в Москву и дальше по всей стране и миру. Если они почувствуют, что ты не под контролем, то избавятся от тебя. Ты должен скрывать свои мысли. Полная пустота в голове.
— Как это сделать? Где я возьму эту пустоту, если я постоянно о чем-то думаю.
Андрей протянул руку, взял стакан с чаем — это был тот самый чай, он узнал его запах и вкус, даже цвет — и тот совпадал. Сделал хороший глоток. Мысли — разумные, тревожные, тягучие, пульсирующие, — разом улеглись, словно кто-то посадил их на цепь и запер в чулане, а ключ положил в карман.
— Я пошутил, — сказал он Маше. — Скоро первая вакцинация. Это все волнение. Доктор сказал, что для выработки антител нужно много энергии. Доедай. Скоро пойдем.
Маша оглянулась.
Кажется, среди нас чужой, — сказала она ему, не открывая рта.
Кажется, среди нас чужой, — ответил он ей, поворачиваясь на стуле. — Нужно его найти.
В столовую вошли люди в серых костюмах. Они прошли меж столов, оглядывая присутствующих.
— Здесь его нет, — услышал Андрей и влился в общий хоровод мыслей: — «Здесь его нет» — сказал он, не открывая рта.
В голове повисло тугое, черное молчание. Как на свалке, когда два ужасных пса заметили их. Они почуяли чужих. Запах. Мысли. Чувства. Но не тронули, не растерзали. Хотя, могли. Однозначно, могли. Что его спасло тогда, он до сих пор не понимал.
Скорее всего… он был одним из них, но… другим. Каким-то другим. С ним что-то случилось. Мать рассказывала о каком-то происшествии — но никогда не вдавалась в подробности. Говорила только, что он родился заново.
Он сбежал, — услышал Андрей. — В шесть тридцать три открыл дверь своей палаты, беспрепятственно прошел через охрану, оделся в гардеробе, миновал проходную на воротах и ушел. Мы не можем его обнаружить, потому что на улице мороз. Мы его потеряли. Вызвали директора института и зама. Иначе могут появиться вопросы. Пока основная группа не покинет институт, все должно идти по плану.
— Сообщили, что есть еще чужие.
— Процесс трансформации почти завершен, но полный контроль будет установлен не над всеми. Сбор через час в актовом зале. Чужих устранить.
Незнакомые Андрею люди в костюмах прошли между рядов. Он отчетливо слышал их мысли. Слишком отчетливо. Он боялся шелохнуться. Мария смотрела на людей испуганно-зачарованно.
— Его здесь нет.
— Но мы слышали, что он тут.
