Слова плясали у нее в голове, являясь будто ниоткуда, и не имели никакого отношения к делам, которые ее ждали. Они касались только того, что она сейчас видела и ощущала. И ей это нравилось. Даже очень нравилось. Она пожала Зельде руку и пролепетала:
– Нет ли у кого ручки? Я хочу это записать.
Глава двадцать вторая
Свидетельство о браке
В голове у Марты стучало. Ощущение было такое, как будто она в самолете закладывает одну за другой мертвые петли, а не едет домой в Сэндшифт в старом «Вольво» Джины. От каждого толчка на дороге, от каждого поворота к горлу подкатывало. Она знала, что, если посмотрит в зеркальце, лицо у нее будет цвета травы.
Она вышла на тротуар перед своим домом. В материнских туфлях щиколотки норовили подогнуться. При свете дня свитер на ней был нестерпимо ярок, и ей противно было думать, что она в нем спала. Она прижала ладонь ко рту и ждала – не стошнит ли.
И какое же удовольствие находят в этом люди?
– Ну и приложилась ты вчера вечером, – насмешливо проговорила Зельда. – Как ты?
– Угу, – неопределенно отозвалась Марта. Она стояла между Зельдой и Джиной.
– Пейте побольше воды. – Джина тронула ее за руку. – Примите парацетамол.
Марта вяло улыбнулась в ответ на неожиданную заботу Джины. Для устойчивости она держалась за магазинную тележку и дрожащей рукой пыталась вставить ключ в замок.
При виде красного брелока ей вспомнилась игрушка в библиотеке. Тоже красная и в виде телевизора. Если повернуть две ручки, по экрану двигались карандашные линии и складывались в рисунок. «Волшебный экран». Дети возились с ним часами, рисуя дома, животных и людей. Если надо было нарисовать что-то новое, экран встряхивали, и рисунок исчезал, иногда оставляя после себя две-три черточки. Примерно так и чувствовала себя сейчас Марта. Вечером у нее начала складываться картинка того, что могло происходить в жизни Зельды все эти годы, но сейчас картинка исчезла, смытая выпитым вином.
Она открыла дверь. Глаза слипались, во рту пересохло. Страшно хотелось стянуть узкую юбку, скинуть туфли и улечься на кровать. Но Джина с Зельдой сделали большой крюк, чтобы довезти ее до дома. И необходимо было их пригласить. Как хорошей хозяйке.
– Спасибо вам за милый вечер, – прохрипела она. – Выпьете кофе?
Зельда прислонилась к Джине и посмотрела на дом. Она пробежала взглядом по серому камню стен, по окнам с занавесками, которых, наверное, не меняли с последнего ее визита сюда.
– Он выглядит меньше, чем мне помнилось, – отметила она. – Гоблинский дом.
Джина обняла ее одной рукой за спину, чтобы поддержать.
– Мы заедем выпить кофе как-нибудь в другой раз. По-моему, вам нужен отдых. Я воспользуюсь вашим туалетом, и поедем. Кофе выпьем где-нибудь по дороге.
Марта благодарно кивнула, показала ей дорогу к уборной, а сама осталась с Зельдой снаружи. Бабушка задумчиво молчала, оглядывая улицу.
– Кажется, здесь все по-прежнему, – сказала она наконец. – И все по-другому. И сейчас вижу, как ты бегаешь здесь босиком с черными пятками. Мы сидели на ступеньках и вместе читали книгу. И солнце освещало твои волосы.
Марта почувствовала, что у нее дрожит подбородок. Очутиться им снова вдвоем, как тогда – не как сейчас.
– Зайди, – попросила она.
Зельда покачала головой:
– Я еще не готова. – Она смотрела вдаль, туда, где улица подходила к склону над берегом. – Много воспоминаний связано с этим домом…
– Много счастливых.
– Да. Я знаю. – Зельда чуть-чуть улыбнулась. – Но не все.
Таким Марта не хотела предаваться. Голова и без того болела.
– Будем вспоминать только хорошее, – быстро проговорила она.
– Согласна. Давай создадим новые, приятные.
Ей вдруг захотелось не отпускать Зельду. Захотелось обнять ее сзади за плечи и прижаться к ней головой, как в детстве. Вдохнуть аромат «Youth Dew».
– Приедешь ко мне еще? – спросила она. – Можешь у меня остаться, если захочешь.
Зельда хотела ответить, но тут вышла Джина. На лице у нее было озадаченное выражение.
– Марта, у вас в доме масса загадочных вещей. Какой интересный образ жизни.
Марта посмотрела через открытую дверь на пакеты и коробки в столовой. Они были сложены аккуратно, но проход между ними к кухне выглядел не так воодушевляющее, как еще вчера.
– В эту субботу? – Зельда кивнула. – Могу приехать и остаться у тебя. Ты не против, Джина?
Джина подняла бровь.
– Там маловато места. Не уверена, что мы поместимся.
Зельда нахмурилась.
– Я имела в виду только себя.
– А. Я подумала, что… – Джина пожала плечами и опустила глаза. – Ну, я, наверное, смогу тебя привезти.
– Тогда решено, – сказала Зельда. Не заметив, что Джина изменилась в лице, она подошла к машине, открыла дверь и села. – До субботы, Марта.
– Да. – Марта уже думала о том, как освободить для нее комнату. – Утром я работаю в библиотеке, так что давай после половины второго.
Джина принужденно улыбнулась и тоже села в машину. Она завела мотор и опустила стекло.
– Забыла вам это отдать, – и протянула в окно квадратный сверток в фольге. – Гарри послал вам кекс. Он что-то сказал насчет футбольного матча. Эзмерельда, ты не знаешь, о чем там?
– Нет. – Зельда сделала невинное лицо. – Я ничего про это не знаю.
Марта помахала им и закрыла дверь. Она положила кекс на кухонный стол и потащилась наверх.
Зельду негде было положить. А вдобавок могут привезти Уилла и Роуз. Марте было скверно, проблема пока что представлялась неразрешимой.
Только этого тебе не хватало, – выругала она себя.
Когда в голове перестанет стучать, когда она выспется и примет таблетку, когда переоденется в свое и сотрет тушь, которая, наверное, стекла уже на щеки, тогда можно будет подумать о деле.
Открыв шкафчик в ванной и вынув парацетамол, она посмотрела на свою руку. И удивилась, откуда на тыльной стороне ладони слова «Полная луна» и «Жилетная пуговица великана» – и написаны ее почерком.
* * *
Проспав несколько часов, Марта все-таки не совсем была готова действовать, но, по крайней мере, стук в голове прекратился. Уже не тошнило, и она заставила себя съесть бутерброд с сыром и выпить чаю. Чуть взбодрившись после еды, она поднялась наверх, остановилась и, уперев руки в бока, оглядела родительскую спальню. Сама она с Лилиан спала в другой, поменьше. Родительская, вдвое больше, была в задней части дома и выходила окном на залив. В ней до сих пор стояла их кровать – островом среди вещей, любезно принятых Мартой в починку.
