Он показал ей, где можно освежиться, и предупредил, что еду скоро подадут. Ванная комната была освещена симпатичными светильниками. Было так странно видеть огромную ванну посреди пустыни. Обслуга обо всем позаботилась и уже заполнила ее водой и маслами – даже звонить не нужно, как было в отеле. Не в силах противиться соблазну нырнуть в эту молочную воду, Обри почувствовала, как усталые мускулы немного расслабляются, и выдохнула – как же хорошо, что Халид наконец знал об Ааязе. С нее словно сняли тяжелую ношу.
Обри выбралась из ванны и, не найдя полотенца, вмассировала остатки масла в кожу. Халата тоже не было, но за занавеской скрывалось еще одно помещение, чем-то напоминавшее гардеробную. Там были зеркала и украшения, шелковые шарфы и духи. Халат тоже обнаружился там – бархатный, с роскошно украшенным воротом и манжетами.
Халид действительно спланировал все до деталей, и это нервировало. Казалось, он всегда был на пару шагов впереди – даже когда получал неожиданные новости.
Держа в руках халат, Обри задумалась. Ей надоело одеваться ради мужчин. Отложив его, она нашла сорочку из бледной шелковой ткани – возможно, это арабское нижнее белье, но уж точно лучше бархата. Она причесалась, накинула на плечи шелковый шарф и, проигнорировав все баночки и скляночки, вернулась к Халиду, ожидавшему ее за низким столом. Он промолчал, хотя ее вид напоминал ему о первой встрече, когда ее плечи точно так же прикрывал шарф. И о том дне, когда он вернулся в номер и впервые увидел ее бледное лицо без макияжа. И о том, когда он впервые осознал, как сильно ее любит. Но все эти напоминания он оставил при себе – слишком жестоко было сегодня возвращать их к жизни. Если бы любовь могла помочь, она бы уже это сделала.
– Ты ничего не будешь? – Стол был накрыт на одного.
– Я поел в отеле, это для тебя.
– Что это? Потрясающий аромат.
– Пити. Баранина и нут.
– С шафраном и мятой. Очень вкусно.
– В переводе «суп для души».
– Очень точно.
А еще были кутабы с сыром и бараниной. Как же она была благодарна Халиду, что он не выдавливал из нее ответы. Она действительно была очень голодна.
– После выступления было торжество с едой и развлечениями.
– Тебе жаль, что ты его пропустила?
– Нет. Просто говорю, что в любом случае поела бы. Это хорошо.
– Хорошо.
В заключение подали черный чай с рафинадом и лимоном в тяжелых хрустальных бокалах – освежающий и сладкий одновременно. Халид молча смотрел, как на ее щеках постепенно появлялся румянец. Как она воспримет его слова? Он не знал, поэтому предпочел дать ей сперва насытиться. А пока спросил о том, как она жила это время. Обри снова удалось его удивить.
– Я брала уроки игры на скрипке.
– Как долго?
– Ну… я начала через несколько недель после нашей встречи. Никто не знает.
– Почему?
Обри набрала ложку пити, обдумывая ответ. Халид прав, это действительно пища для души – теплая и насыщающая и дающая время на размышление. Почему она не сказала тете и маме?
– Наверное, мне было немного совестно. Какое-то время я не работала…
– Ты поддерживала мать, когда она была в таком же положении.
– Знаю. И поэтому тоже я решила молчать. Я люблю маму. Очень. Но она знает, на что надавить.
Халид улыбнулся и внезапно осознал, что за прошедший год он делал это крайне редко.
– Скажи я ей об этом, она бы придумала миллион вещей, на которые мне стоит тратить свое время и деньги вместо занятий. – Ей нравилось, что Халид молчит, давая ей сформулировать до конца. – Мне нужна музыка. Нужно что-то, что будет принадлежать только мне.
– Да.
– А что принадлежит только тебе? – Она поделилась с ним половиной кутаба, и Халид без колебаний погрузил лепешку в ее миску с пити. Они стали ближе, чем сами осознавали.
– У меня нет… – Он хотел сказать, что у него нет времени, но это было бы не совсем верно. – Я рисую.
– Ты умеешь рисовать? Ух ты!
– В моих рисунках нет никакого «ух ты», они очень техничны. – Его забавляло, когда она в недоумении морщила брови. – Я рисую Аль-Захан, каким бы мне хотелось его видеть.
– Например?
Халид сглотнул – все свои рисунки он делал в пустыне и сжигал, чтобы никто не мог посмотреть. Но с Обри ему хотелось поделиться.
– Например, мост, который бы связывал нас с материком.
Он ждал слов о том, что это невозможно, а может быть, и наоборот – восхищения. Но она просто пожала плечами.
– Что?
– Ты меня туда не затащишь.
– И это слова женщины, парящей под облаками!
– Тоже верно. – Она подумала о потрясающем отеле и всех гениальных мыслях, которые приходят в его голову. Она бы танцевала на любом построенном им мосте, пусть даже это мост в море! Она бы прошла по канату, будь он протянут между материком и островом по его проекту. – Звучит потрясающе. Удивительно.
Халид промолчал, но ему действительно было важно это услышать.
– Ты что-то делал, чтобы воплотить этот проект в жизнь?
– Нет… для короля и отель – мерзость. Да и связей с материком ему не очень хочется…
– А тебе?
– Наоборот. Королева мудра и добра. Я приложил много усилий к укреплению наших отношений, но король делает все, чтобы испортить даже самый маленький прогресс. Вот сегодня он нанес оскорбление королеве, уйдя сразу после речей.
– С другой стороны, пока кот из дома…
– Кот?
– Поговорка. Кот из дома, мыши в пляс.
– Я не пляшу.
– А может, и зря. – Она протянула к нему руку и тут же отдернула. Обри никогда не флиртовала, но с ним это получалось автоматически. Она хотела заигрывать, хотела мороженое со вкусом халвы на десерт. Хотела, хотела, хотела. Но сперва нужно обсудить важные вещи. Она доела, посмотрела на пустую тарелку и снова вспомнила, каким добрым он был в ту ночь в ресторане. О, та ночь.
– Когда мы встретились, у меня была ушная инфекция.
– Помню.
– Я принимала таблетки матери и не знала, что они блокируют действие противозачаточных таблеток.
– Теперь это не имеет значения.
– Поверь, тогда имело. Я не знала.
– Как твоя мать приняла это?
Обри снова посмотрела на тарелку. Наверное, не все разговоры стоит повторять в деталях.
– Ей было сложно, но вскоре она справилась, и даже более чем.
– А ты?
– Хорошо.
– Обри?
– Так и есть. Он великолепен. Такой же серьезный, как ты, но когда улыбается… – Она словно расхвалила товар скептически настроенному покупателю. – Он так похож на тебя, и я всегда говорю ему, что он сын своего отца.
