– Подруга? – повторила экономка, нахмурившись.
Повернувшись к Ставросу, она резко сказала что-то по-гречески. Скривив губы, он ответил ей на том же языке, и пожилая женщина успокоилась.
Пока слуги выгружали багаж и ставили машину в гараж, экономка с радушной улыбкой повернулась к Холли.
– Вы, должно быть, устали с дороги, мисс Холли, вы и ребенок. Все уже готово. Проходите, пожалуйста.
– Да, спасибо, – ответила Холли, бросив смущенный взгляд на Ставроса.
Когда они вошли в холл, Ставрос огляделся.
– Это место меньше, чем я помню.
Морщинистое лицо экономки расплылось в улыбке.
– Оно не меньше, это ты вырос.
Меньше? Глаза Холли чуть не выскочили из орбит, когда она огляделась вокруг. Это было похоже на дворец! Из холла они прошли в огромную комнату с захватывающим дух видом на солнечный закат, раскрасивший море оранжевыми и красными полосами. На потолке висела элегантная люстра, освещавшая антикварную мебель и мраморный пол.
Фредди издал голодный всхлип, и Элени промурлыкала:
– Бедный малыш, ты устал. Я покажу вам вашу комнату.
Их комнату? То есть Холли и Ставрос будут жить в одной комнате? Нет. Конечно же нет.
– Спасибо, Элени, – сказал Ставрос и приподнял темную бровь. – Когда я смогу убедить тебя переехать в Нью-Йорк?
– А что я там буду делать? Ты живешь в отеле!
– Что угодно. Или вообще ничего. – Он серьезно посмотрел на нее. – Ты заслужила отдых, ведь ты столько обо мне заботилась. Ты была единственным другом моей матери, когда она жила здесь. По крайней мере, ты согласишься принять пенсию?
– О, нет, – покраснев, пожилая женщина опустила голову. – Я не возьму милостыню.
– Это не милостыня. Это благодарность.
– Нет. Но спасибо тебе, Стави. Если когда-нибудь тебе понадобится экономка, дай мне знать. Ты хороший мальчик. Ваша комната вон там, проходите, пожалуйста.
Когда они следовали за экономкой по длинному коридору, Холли прошептала Ставросу:
– Что ты ей сказал?
– Когда? – нахмурился он.
Ее щеки вспыхнули.
– Когда я сказала, что просто подруга, она выглядела такой расстроенной. Пока ты не сказал ей что-то по-гречески.
– А, это… – Его черные глаза задорно блеснули. – Я сказала Элени, чтобы она не волновалась. Я скоро женюсь на тебе.
Его слова ударили ее под дых, и она чуть не упала. Затем она закатила глаза.
– Смешно.
Ставрос поднял бровь.
– Ты думаешь, я шучу?
– Я никогда не выйду за тебя замуж, Ставрос. Ни за что, ни при каких обстоятельствах.
Он наклонил голову, криво усмехнувшись.
– Это мы еще посмотрим.
Худшие опасения Холли подтвердились, когда экономка привела их в великолепную спальню с балконом, выходящим на море. В центре комнаты стояла огромная кровать с балдахином, а в углу – детская кроватка. Рядом стоял пеленальный столик со всем необходимым для ребенка. У окна расположилось кресло-качалка.
– Идеально, да? – сказала Элени, улыбаясь.
– Это прекрасно, но… – Холли прикусила губу и огляделась вокруг. – А где я буду спать?
Экономка рассмеялась, и в ее глазах заплясали веселые огоньки.
– Я не настолько старомодна, чтобы полагать, что вы спите в разных комнатах, – заявила она, потом подошла к огромному встроенному шкафу и обратилась к Ставросу: – Для твоей жены и ребенка.
Элени назвала ее женой Ставроса. Ее пронзила дрожь. Она никогда не станет его женой. Холли выпятила подбородок.
– Вовсе нет…
– Спасибо, Элени, – прервал ее Ставрос, заглянув в шкаф. Сунув руку в карман, он вытащил из бумажника пачку банкнот. – Это покроет расходы на одежду?
Элени неловко поежилась.
– В этом нет необходимости. Твой отец все еще должен тебе и твоей матери за то, что он никогда…
Ставрос осторожно вложил деньги ей в руки.
– Ты же знаешь, что я никогда не возьму у него денег.
– Я знаю, – согласилась женщина. – Но это уже слишком.
– Оставь себе эти деньги, – произнес он с улыбкой, но глаза его оставались серьезными. – Ты сделала мою жизнь здесь сносной. И мамину тоже.
Услышав напряженные нотки в его голосе, Холли уставилась на него. На его лице застыла боль. Что же случилось с ним в детстве? Почему он не разговаривал с отцом двадцать лет?
Даже самые болтливые секретарши в нью-йоркском офисе, знавшие обо всех романах Ставроса, никогда не говорили о его детстве. Его мать была американкой и умерла, когда он был подростком. Это было все, что они знали.
Холли чувствовала, что у него есть какой-то большой секрет. Какая-то трагедия. Она наблюдала, как маленькая пожилая женщина крепко обняла его со слезами на глазах, говоря что-то по-гречески.
Ставрос напрягся, затем пожал плечами и ответил по-английски:
– Я в порядке.
– Очень мило с твоей стороны, что ты привез ребенка для знакомства, – ответила экономка.
– А он здесь?
– Пока нет, – смутилась Элени. – Я действительно рассказала ему о ребенке. Он знал, что ты придешь. Он сказал, что может вернуться к обеду, но может и не вернуться…
– Я помню, как он обращался с мамой.
Экономка сжала его руку и тихо сказала:
– Твоя мама была хорошей, Стави. Мне было так жаль, когда я узнала, что она умерла. Жаль, что она не дожила до того, чтобы увидеть твой успех.
– Спасибо, – ответил Ставрос с непроницаемым выражением лица. – Нет никакого смысла его ждать. Может быть, мы поужинаем на террасе?
– Ну конечно же, – просияла Элени. – Когда захочешь.
Ставрос посмотрел на Холли.
– Ты проголодалась?
Как по команде, ее живот громко заурчал. Она покраснела, а остальные засмеялись.
– Мы поужинаем через час, – сказал Ставрос экономке, которая кивнула и ушла, все еще улыбаясь.
Холли повернулась к нему.
– Ставрос, ты же не думаешь, что мы можем делить одну спальню!
Ставрос склонил голову набок, и на его губах появилась легкая улыбка.
– Почему нет? – Он взглянул на ребенка, который уже начал беспокоиться. – Фредди, что случилось? Позволь мне…
Холли инстинктивно отодвинула ребенка подальше от Ставроса.
– Он очень устал.
– Я знаю, что у меня нет опыта, – тихо сказал Ставрос. – Но разве ты не позволишь мне попытаться подержать моего сына?
