Следовательно, ему было наплевать на них обоих.
Но Холли Марлоу – совсем другое дело.
Ставрос подозревал, что только благодаря усилиям трудолюбивой секретарши Оливеру удалось продержаться на плаву последние три года. Холли подолгу работала в офисе, а потом, вероятно, по ночам и выходным дома, выполняя за Оливера его работу. Все в нью-йоркском подразделении, от уборщиц до начальников, любили милую и надежную мисс Марлоу. Добросердечную, благородную, самоотверженную…
Но она была совершенно порабощена этими двумя эгоистичными людьми, которые вместо того, чтобы поблагодарить ее за все, что она сделала, были полны решимости продолжить ее рабство в Гонконге.
Два дня назад Ставрос, возможно, не обратил бы на это внимания. Люди имеют право делать собственный выбор, даже самый глупый.
Но после того, что он узнал вчера, Ставрос впервые задумался о том, что же оставит после своей смерти. И это были не очень приятные мысли.
– Ты не можешь забрать Холли! Она мне нужна! – взорвался Оливер. Заметив свирепый взгляд Ставроса, кузен с беспокойством взглянул на жену. – Она нам нужна.
– Ты же не хочешь этого повышения, Холли? – простонала Николь.
Но Холли смотрела на Ставроса, ее лицо сияло.
– Вы… вы это серьезно?
– Я никогда не говорю ничего просто так.
Сегодня, в этой старой каменной церкви, в свете свечей, он впервые осознал, насколько красива Холли Марлоу.
По правде говоря, красивых женщин в его жизни было пруд пруди, а по-настоящему компетентных, энергичных секретарей – единицы. А Холли скрывала свою красоту, убирая огненно-рыжие волосы в строгий пучок, никогда не красилась и была всегда одета в бежевый костюм свободного покроя и практичные туфли.
Неужели такая красота была прямо у него под носом?
Ее яркие, широко расставленные зеленые глаза, обрамленные длинными черными ресницами, смотрели на него снизу вверх. Кожа была бледной, за исключением небольшого количества веснушек на носу. Губы были красными, она так восхитительно их покусывала белыми ровными зубами. Ее густые, вьющиеся золотисто-рыжие волосы рассыпались по плечам. И это обтягивающее красное платье… У Ставроса даже пульс участился.
Лиф платья с глубоким вырезом демонстрировал миру ее полную грудь, в обычной жизни скрытую под мешковатой одеждой. Когда они выходили из церкви, он успел бросить взгляд на ее округлые ягодицы.
Все это ему придется игнорировать, когда она будет работать на него. Ставрос намеренно отвел взгляд. Он не соблазнял женщин, работавших с ним. Да и зачем ему это делать, когда в мире огромное число красивых женщин, а по-настоящему ценные сотрудницы редки как бриллианты.
Секс был для него развлечением, не более того. Настоящей жизнью для него была его компания, работа.
Причина, по которой Холли так просто одевалась в офисе, очевидно, заключалась в том, что она хотела, чтобы ее ценили за достижения и работу, а не за внешность. В этом они были одинаковы. С самого детства Ставрос хотел заниматься чем-то важным. Он хотел изменить мир.
Но это было еще не все, что их объединяло. Он заметил страдальческое выражение ее лица, когда она смотрела на Оливера. Так что у Ставроса и Холли были свои секреты. Но ее необъяснимое увлечение Оливером не могло продолжаться долго. Когда она оправится от влюбленности, выздоровеет от нее, как от сильной простуды, то поймет, что избежала катастрофы.
Что же касается тайны Ставроса, то все узнают о ней, когда он умрет. По прогнозам врача, это произойдет примерно через шесть – девять месяцев. Он еще сколько не успел…
Всего несколько дней назад Ставрос предполагал, что у него впереди еще около пятидесяти лет. А в результате он вряд ли доживет до своего тридцатисемилетия, до следующего сентября.
Ему суждено умереть в одиночестве, и никто, кроме его адвокатов и акционеров, не будет оплакивать его смерть. Компания будет его единственным наследием. Все свое состояние он, вероятно, передаст в благотворительные фонды.
Бедный Ставрос, скажут его бывшие любовницы, а затем найдут себе новых мужчин.
Бедный Минос, скажут его деловые партнеры и займутся новыми сделками.
О нем все забудут. У него не было детей, некому будет продолжить род.
Оглядываясь назад, Ставрос видел все это с болезненной ясностью именно теперь, когда его жизнь подходила к концу. И винить он должен был только себя. В его ушах звучали жестокие слова Николь: «Ты же не хочешь умереть в одиночестве?»
Шестая авеню сверкала рождественскими огнями, в быстро сгущавшихся сумерках проносились желтые такси, заполненные людьми, направлявшимися на семейные обеды. Лимузин повернул на восток и наконец остановился у входа в Гранд-отель с видом на Центральный парк.
– Это еще не конец, Холли, – твердо сказал Оливер. – Я уговорю тебя.
– Ты поедешь с нами, – сказала Николь, улыбаясь и поправляя фату.
Водитель в форме открыл заднюю дверцу лимузина. Оливер вышел первым, затем галантно подал руку, чтобы помочь своей очаровательной невесте. Туристы глазели на них, стоя на тротуаре. Некоторые навели на них камеры на телефонах, явно полагая, что фотографировали королевских особ. Новоиспеченные мистер и миссис Оливер Минос величественно помахали им и вошли в Гранд-отель, где в их честь планировался роскошный прием.
На заднем сиденье лимузина воцарилась тишина. Холли застыла на месте. Ставрос внимательно посмотрел на нее.
– Не поддавайся им, Холли, – тихо попросил он. В первый раз он назвал ее по имени. – Заступись сама за себя. Ты стоишь гораздо больше, чем они.
Ее зеленые глаза расширились, а затем внезапно заблестели от слез. Холли прошептала:
– Как вы можете так говорить?
– Потому что это правда, – резко ответил он, затем вышел из лимузина и протянул ей руку.
Быстро моргнув, она медленно вложила свою руку в его.
И это случилось.
Ставрос спал со многими женщинами – красивыми, знаменитыми и влиятельными, моделями и старлетками, и даже одной нобелевской лауреаткой. Но когда он дотронулся до руки Холли, то ощутил то, чего никогда не испытывал раньше. Электрический импульс прошел по его телу, достигнув сердца, и оно странно заколотилось.
Внезапно пошел снег, и Холли с радостным смехом отпустила его руку, залюбовавшись красотой снежинок.
Без тепла ее руки Ставрос снова почувствовал зимний холод. Мир вокруг снова потемнел, когда мужчина вспомнил, что скоро вообще перестанет чувствовать.
– Вы можете в это поверить? – широко раскинув руки и смеясь, как ребенок, Холли кружилась, высунув язык, и пробовала снежинки на вкус. Она была похожа на ангела. – В день свадьбы моей сестры идет снег! В канун Рождества!
Оживленная улица, туристы, запряженные лошадьми экипажи, такси, звуки рождественской музыки – все исчезло. Ставрос видел только ее.
