Нет. Она не чувствовала жалости к себе. Ей повезло, что у нее есть этот домик. Открыв входную дверь, Холли посмотрела на тихую зимнюю долину. Лунный свет скользил по снегу, и она могла видеть острые вершины Альп высоко наверху. Издалека она увидела огни автомобиля, катящегося вниз по дороге долины к ее крошечному шале. «Кто-то едет с семьей на Рождество», – подумала она, и сердце ее сжалось.
У нее есть семья, сказала она себе. Сестра только что написала ей из Вермонта, что горнолыжные склоны были снежными и красивыми. С ней все было в порядке.
Когда соседи узнали о возвращении Холли, они бросились ее встречать. Пожилой Хорст, ясноглазый и бодрый, принес ей маленькую рождественскую елку, которую срубил в соседнем лесу. Добрая пухленькая Эльке принесла сахарное печенье, украшенное ее внуками.
Значит, Холли была не одна. Не совсем одна.
Огни машины становились все ярче. Холли подумала, что кто-то приехал к одному из ее соседей. Возможно, сын Эльке из Германии. Или брат Хорста из Женевы.
Она услышала, как снаружи внезапно хлопнула дверца машины, а затем раздался хруст тяжелых шагов по снегу. Неужели кто-то из соседей решил навестить ее так поздно?
Раздался стук. Накинув на плечи бабушкин плед, она подошла вплотную к двери и тихо, чтобы не разбудить спящего ребенка, спросила:
– Кто там?
Снаружи молчали, и она подумала, что ей померещилось. Затем она услышала низкий голос своего мужа:
– Холли…
Она провела дрожащей рукой по лбу, почти уверенная, что это сон.
– Холли, пожалуйста, впусти меня. Пожалуйста.
Это не может быть Ставрос, подумала она. Потому что он никогда так не говорил. «Пожалуйста» было для него иностранным словом.
Нахмурившись, она открыла дверь.
Там стоял Ставрос, но совсем не тот, к которому она привыкла.
Вместо строгого костюма и черного итальянского кашемирового пальто он был одет просто: джинсы, пуховик и вязаная шапочка. И, хотя это было ужасно несправедливым, повседневная одежда дела ла его еще более красивым. Он выглядел мужественным и сильным. Боль в его темных глазах, сиявших в лунном свете, заставила ее сердце сжаться.
– Что ты здесь делаешь? – выдохнула она.
– Можно мне войти? – смиренно спросил он. – Пожалуйста.
Потрясенно кивнув, она отступила назад, пропуская его в дом.
– Чего ты хочешь? – хрипло спросила она.
С робкой мальчишеской улыбкой он сказал почти застенчиво:
– Я хочу тебя, Холли.
Ее сердце сжалось. Неужели он проделал весь этот путь только для того, чтобы причинить ей боль?
– Ты приехал сюда ради секса?
Он медленно покачал головой:
– Я приехал, чтобы отдать тебе это.
Красная войлочная звезда, которую она сделала ему в подарок, покоилась на его широкой ладони.
Глядя на него, она почувствовала, что вот-вот расплачется. Зачем он проделал весь этот путь? Чтобы отвергнуть ее самодельный подарок? Чтобы бросить его бездушно ей в лицо?
– Ты действительно так сильно меня ненавидишь?
– Ненавижу тебя? – Печально покачав головой, он нежно приподнял ее подбородок. – Холли, у тебя не было причин любить меня. У меня не было сердца, чтобы отдать его тебе. Все, что я мог предложить, – это мое имя, моя защита, мое состояние. Этого должно было быть достаточно.
Холли не могла пошевелиться. Она была загипнотизирована его темными глазами.
– Но этого не было достаточно. Не для тебя, моя прекрасная, сильная, бесстрашная жена. Ты все равно хотела любить меня, даже если это стоило бы тебе всего – души, сердца. А теперь… – Ставрос замолчал, и, к своему ужасу, она увидела слезы, сверкавшие в его темных глазах, освещенных светом камина и огней рождественской елки, – мне остается сказать только одно.
Она затаила дыхание.
Его темный пристальный взгляд упал на крошечное золотое ожерелье на ее шее. Взяв ее руку в свою, он вложил что-то ей в ладонь. Красную войлочную звезду.
– Я люблю тебя, Холли. Так сильно. Когда вы с Фредди уехали, то было так, будто я потерял солнце, луну, Рождество… все сразу.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Ты… – Облизнув губы, она неуверенно спросила: – Ты любишь меня?
Он печально усмехнулся.
– Мне кажется, я полюбил тебя еще в прошлый сочельник, когда впервые увидел в том красном платье, в старой церкви.
Она фыркнула и покачала головой.
– Ты вел себя совсем не похоже на…
– Я скрывал свои чувства, даже от самого себя. Мне было страшно. Когда я встретил тебя, впервые в жизни я захотел жениться и иметь детей. Я думал, что это просто потому, что умирал и должен был оставить что-то после себя на земле. Но это было не так. Это все из-за тебя. Ты заставила меня почувствовать то, что я никогда не чувствовал раньше. И после того, как мы переспали, я понял, что ты можешь раздавить меня, если захочешь. Поэтому я и оттолкнул тебя. Я боялся причинить тебе боль. Но это еще не все. Я боялся, что ты можешь уничтожить меня. Но я больше не боюсь.
– Не боишься? – прошептала она.
– Мое сердце принадлежит тебе, Холли, – смиренно сказал Ставрос. – Мое сердце, моя жизнь – все в твоих руках. Ты сможешь когда-нибудь полюбить меня снова?
Сделав глубокий вдох, Ставрос внимательно посмотрел ей в лицо, и его глаза радостно вспыхнули. Притянув ее к себе, он поцеловал ее жадными и твердыми губами. С него слетел пуховик, а за ним и вязаная шапка.
И когда они вместе опустились на одеяло на полу, Холли ощутила не только страсть, но и настоящую любовь и преданность.
Муж занимался с ней любовью в ту ночь. Холли знала, что, несмотря на взлеты и падения брака, они всегда будут счастливы. Ибо не было ничего более чистого, чем настоящая любовь, начавшаяся в канун Рождества, когда в тишине два человека произносили личные клятвы, обнимая друг друга в эту святую ночь.
Трое детей плакали, все сразу.
Ставрос беспомощно посмотрел на жену, которая беспомощно посмотрела на него в ответ. Затем губы Холли внезапно растянулись в улыбке, и они оба рассмеялись. Что еще они могли сделать?
– Мне очень жаль, – вздохнула Элени, стоя на заснеженном тротуаре и держа за руку Фредди, которому уже исполнилось год и два месяца, а его пухлое лицо покраснело от жары и на нем еще оставались следы от подушки. – Я не должна была будить его, – извиняющимся тоном продолжала она. – Но я была уверена, что он захочет познакомиться со своими новыми братом и сестрой.
Холли и Ставрос посмотрели друг на друга, потом на детей. Стелла и Николас всеми возможными способами показывали, как ненавидят свои автокресла. Они кричали всю дорогу домой из больницы. После одного особенно душераздирающего визга Ставрос увидел, как даже Колтон, его давний, обычно невозмутимый водитель, вздрогнул. Как будто они еще недостаточно шокировали беднягу, обменяв «роллс-ройс» на самый большой роскошный внедорожник.
