Нарушить волю даже умершего Романа никто не посмел. Поминки отменили. Курбатов поехал домой. На дачу. «Конечно, Рома любил театральные эффекты всегда. Но здесь он явно переборщил. Надо все-таки думать о нервах людей». Курбатов вспомнил любимую Ромину фразу: «Даже из своих похорон он мог устроить рекламную акцию». «Ну, может, и не рекламную, но завтра совершенно определенно все газеты опишут похороны во всех подробностях. Такого еще не было. Да, верно, — рекламную».
Машина Курбатова въехала на территорию дачного поселка, а затем и за высокие ворота его коттеджа, больше напоминавшего средневековый французский замок мелкого барона. Слово «маркиз» с Курбатовым как-то не вязалось. А для крупного барона—замок все-таки был мелковат.
Миша прошел в гостиную и с удивлением заметил, что камин разожжен. «Странно, я не предупреждал, что приеду».
— Ну, здравствуй, Миша! Только не говори, что ты догадался.
Курбатов узнал голос Романа. Открыл было рот, но что сказать — не нашел.
— Знаешь, друг мой, ты помолчи, а я поговорю. Хорошо?
Курбатов озирался по сторонам, но в комнате никого не было. Чувствуя себя полным идиотом, заглянул под стол, приподняв скатерть, — никого. Смотрел, где мог спрятаться Роман. Может, влез в доспехи рыцаря, стоявшие в углу? Курбатов направился к ним.
— Ты что, совсем сбрендил? Не ищи меня в доспехах Дон Кихота, мой верный Санчо. Ты же только что меня похоронил. Или я там вместе с гробом спрятался?
Курбатов остановился так резко, как будто ткнулся в стену.
— Ну какие еще есть идеи? Ладно, подскажу — подойти к магнитофону.
Курбатов бросился к полке, где стоял магнитофон, и нажал клавишу «стоп». Надо было как-то остановить этот кошмар. Но оказалось, что это было только начало.
— Ладно, извини, — услышал он голос Романа, но чуть-чуть иной. Обернулся и увидел живого Рому, выходившего из-за шторы.
Курбатов начал хватать воздух ртом, делая при этом какие-то непонятные движения руками.
— Садись. Все, представление окончено.
— Но как?! Что это за мистификация? Этого не может быть — я же видел заключение экспертов.
— Не мне тебе рассказывать о силе денег, Мишаня.
— Но трупы в вертолете? Ты пошел на убийство? Ты с ума сошел, Ромка!
— Я — нет. Ты — да. Рассказываю. Вертолет — радиоуправляемый. Считай — автопилот. Стоит копейки. Людей там не было. Все заключения экспертиз — липа. Опознание следователем трупов — результат совокупности двух факторов: человеческой жадности и низкой зарплаты бюджетников.
— Подожди, а родственники пилотов! Ты о них подумал?!
— Конечно! Полагаю, что пятьдесят тысяч долларов, которые каждый из «погибших» пилотов принесет завтра домой, компенсируют моральный вред. Ты удовлетворен, гуманист ты наш?
— А Лера?
— Лера знала.
— Так она сегодня на кладбище играла спектакль?
— Она не была на кладбище. Она вообще из Цюриха не уезжала.
— А кто?..
— Я. Только в женском платье. И мой партнер. Вернее, партнерша — Маша Козырева. Заочно представляю: Маша — директор агентства розыгрышей, мой соавтор по представлению, которое ты имел счастье наблюдать.
— Какого еще агентства?
— Видишь ли, дорогой друг, мой верный Санчо Панса, в бизнесе есть правило — про партнера надо знать все. У меня уже несколько лет был свой маленький бизнес. Ты об этом знал, а что за бизнес — не поинтересовался. Я, если хочешь, про твою «страхушку» с первого дня знал все — кто у тебя работает, кто клиенты, какие планы по развитию. Все! Ладно, тебя учить поздно. И бессмысленно, ты и так был слишком богат. Мотивов для приобретения новых познаний — нет.
— Подожди! Все могу понять. А часы?! Твои «Картье»? Ты ими пожертвовал ради...
— Ты дурак, Миша. А что, купить вторые часы и подбросить их, ты считаешь, у меня фантазии не хватило?
— Сволочь! А мы, все твои друзья?!
— А вот об этом мы и поговорим. С каждым в отдельности. С тобой речь только о том, как ты мог так опустить акции «Бегемота» в первые же два дня? Если это не предательство, то что? Стало некого бояться?
— Но я...
— Заткнись! Последние годы, понимая это или не понимая — значения не имеет, ты все время пытался от меня уйти. Ты не пришел и не сказал мне честно — я устал. Хочу попробовать сам. Все сам. Нет, ты готовил запасной аэродром, страховался своей страховой компанией. Извини за каламбур. Ты хотел, знаю, хотел продать свой пакет Полковникову. И рано или поздно жадность взяла бы верх над трусостью...
— Что ты несешь?! Я же любил тебя...
— И ненавидел! Потому что всем был мне обязан. Я это в вину тебе не ставил. А вот ты сам этого пережить не мог. И ненавидел меня за то, что понимал...
— Прекрати! Я не продал акции Полковникову не из трусости, а потому что..
— Почему? Ну скажи почему?
— Из чувства порядочности!
— Ой! Не делайте мне смешно! Это из чувства порядочности ты через пять минут после моей смерти дал команду на падение стоимости акций? Хотел заработать три копейки ценой того, что моя семья потеряла восемь миллиардов? Все, хватит! Я не держу на тебя зла, но больше мы с тобой вместе не работаем! Ты — уходишь.
— Но как ты собираешься...
— Очень просто! Сегодня в программе «Время» я публично извинюсь за дурацкий розыгрыш и все. Объявлю о компенсации потерь инвесторов, в том числе и за твой счет, конечно... С инвесторами, особенно американскими, шутки теперь плохи. Меня простят. МЕНЯ — простят. А вот я — не всех. Далеко не всех.
— Но это же дикий скандал!
— Конечно, но я объясню широкой публике, что делал все ради повышения транспарентности, перевожу для тебя — прозрачности — компании и борьбы с недобросовестными менеджерами, использующими инсайдерскую информацию в целях наживы. Такими, как ты, Мишаня! Кроме того, ты, дружок, как всегда, на главное внимания не обратил. Венка от Президента не было. Их я предупредил. Значит, Президент не оказался в дурацком положении. А у нас в стране только с ним нельзя шутить и только его нельзя разыгрывать. Без его благоволения, как ты догадываешься, никто посадить меня не может. Кроме того, это на Западе за такие шутки с рынком идут на нары, а у нас... Поверь, все будут заискивающе подхихикивать и поздравлять, восхищаясь чувством юмора и элегантностью проделанной работы.
— Ну ты...
— А, как ты понимаешь, для меня и для «Бегемота» в целом, лучшей рекламы...
— Так ты о деньгах думаешь?
— А что мне остается делать? О бабах у нас думаешь ты! Кстати, о деньгах. Ты, дружок, взял у нашего Инвестбанка в кредит пятьдесят миллионов акций под залог своих активов, продал их в среднем процентов на пятнадцать ниже реальной стоимости и собираешься погасить долг через неделю, когда твоими усилиями акции упадут в цене в три раза. Только вот какая незадачка получается... Скупил акции, как ты уже понял, я. Завтра утром будет объявлено о моей встрече с Президентом и его поддержке борьбы с недобросовестным использованием инсайда на фондовом рынке и принципиальном одобрении продажи двадцати пяти процентов акций «Бегемота» американским инвесторам. Акции «Бегемота» пойдут как горячие пирожки, их стоимость может даже удвоиться, и я купленные у тебя акции продам миллиарда за полтора-два. Так что, как видишь, расходы на эту постановку окупятся, по моим расчетам, стократно, даже с учетом компенсаций инвесторам. Получается даже больше, чем стократно. А ты, Мишенька, в заднице, кредит ты не погасишь — всех твоих активов на это не хватит. Акции тебе сейчас никто не продаст. Да, забыл. Тебе нужно было еще двести миллионов на твою «страхушку»? Увы, теперь она уже не твоя. У тебя вообще больше нет ничего своего.
