— Мстить будешь?
— Нет, не мстить. За меня Бог наказывает. А вот сделать так, чтоб некоторые подонки другим девчонкам жизнь не отравляли, — сделаю.
«Ничего себе должность: прокурор — защитник проституток», — подумал Глеб. Хотя, с другой стороны, это все-таки лучше, чем прокурор-проститутка или прокурор-пользователь проституток. В современной истории России как раз такое встречалось часто.
— И что тебе для этого надо?
— Как что? Прокурором стать.
— Нет, я имею в виду, что надо, чтобы прокурором стать? Как ты этого добиваться-то собираешься?
— А-а, вы об этом. Так это просто. Накоплю денег, поступлю в коммерческий, и все. А в прокуратуру меня возьмут. Хоть раз папашино прошлое поможет. Я же по анкете — дочь офицера КГБ.
— Ну а деньги ты как накопишь? Здесь, на улице?
Глеб про себя стал быстро считать: шестьсот рублей в день, двадцать рабочих дней. Хотя нет, у нее может быть и тридцать рабочих дней, КЗОТ тут не действовал. Это — восемнадцать тысяч в месяц. Минус расходы на жизнь — минимум три тысячи. Остается пятнадцать, то есть пятьсот долларов. Итого в год — шесть тысяч. Этого на три курса института хватит...
— Вы что, считаете? — спросила Катя, видимо заметив его отрешенность.
— А как ты догадалась? — удивился Глеб.
— Так у вас губы шевелились, — как-то равнодушно-спокойно ответила она.
«А девчонка-то — с головой», — отметил Глеб. Она начинала его интересовать. Он не ожидал увидеть в уличной проститутке ни смекалки, ни четких, пусть и наивных немного, планов по жизни, ни чистой речи. Он легко мог допустить ее веру в Бога, но веры в честных прокуроров, которые не должны брать взяток, поскольку служат закону, он, уж конечно, ждать не мог.
— Да, считал. Получается, что тебе года полтора придется работать тут.
— Я считала — два. Это если чего не подцеплю и если не убьют.
Последние слова Катя произнесла так, будто говорила о насморке или возможном дожде. Почему-то именно это спокойствие поразило Глеба. Ну не мог человек, не должен был, по его мнению, так спокойно говорить о смерти. Тем более, когда это было реально.
— А что, кого-то из твоих товарок убили?
— Кого?
— Товарок. Ну подруг, кто на улице работает.
— А-а. Да, двух девочек порезали. По пьянке. А можно я вас спрошу что-то?
— Спроси.
— Почему вы все время говорите «работать на улице» и ни разу не сказали слово «проститутка»? Презираете?
Глеб от удивления просто растерялся. Как она это заметила? Нет, дело не в презрении. Скорее боялся обидеть. Хотя это неправда. Он же в машину ее посадил именно для того, чтобы обидеть. Унизить деньгами. Заставить делать то, что ему хочется. А вот словом обидеть боялся. Глеб почувствовал, что в голове заваривается каша. Похоже, не он ее, а она его смутила разговором.
— Скажи, а ты уйдешь с улицы сразу, как накопишь на институт?
— Да, я перестану быть проституткой сразу, как только накоплю денег на институт, — с нескрываемым вызовом и с ударением на слове «проститутка» ответила Катя.
Глеб, который гордился своим умением вести переговоры, который привык к тому, что собеседник всегда подчинялся его воле, — говорил не только о том, о чем хотел говорить Глеб, но и то, что он хотел услышать, — понял, что этот разговор не его. Не он заставляет девушку подчиняться ему, а она своей открытостью и откровенностью загоняет его в тупик.
— Ладно. Поехали, — сказал Глеб и завел машину.
— А вы не хотите дать мне четыреста рублей? Я времени провела с вами больше, чем на трех клиентов бы потратила. Дайте четыреста.
— Нет, — зло отрезал Глеб. — Мы договаривались на двести, вот двести и получишь.
Глеб тронул машину, чертыхаясь на себя за всю эту затею. Он понимал, что настроение испорчено всерьез и надолго. Унижен — он. Она, уличная шлюха, сильнее и цельнее, чем он, Глеб, преуспевающий и богатый телепродюсер. Она знает, чего хочет, и знает, на что готова пойти ради своей цели! А он? Он знает, чего ему надо? И вдруг Глеб сообразил, что не все потеряно. У него еще есть возможность убедиться в собственном превосходстве.
Они ехали уже минут пять молча. Глеб вырулил на какую-то улицу. Он искал большой магазин. Любой. Он решил, что отправит Катю разменять пятьсот рублей, и когда она смоется со сдачей, вот тогда он снова почувствует себя хорошо. Воровка не может быть лучше него. Он никогда ни у кого ничего не воровал!
Слева, на противоположной стороне улицы, Глеб увидел супермаркет. «Смешно, — подумал Глеб, — «Перекресток». Такое ощущение, что опять сцена из плохого сериала».
— Иди поменяй деньги. Оставь себе двести, как договаривались, и принеси мне сдачу. Только быстро, а то я опаздываю.
Катя вышла из машины и быстрым шагом пошла в магазин. Глеб отметил, что пакет она взяла с собой. «Точно, значит, смоется!» — обрадовался Глеб.
Буквально через две-три минуты Катя вышла из магазина и направилась к машине. Глеб понял, что его надеждам сбыться не суждено: Катя не убежит, она не станет еще раз просить его дать четыреста рублей, она не даст ему шанса почувствовать себя хорошо. И тут его осенила мысль, которая показалась спасительной. Он, собственно, и не очень-то удивился этому: всегда, во всех критических ситуациях он умел придумывать выход из положения. А уж оказаться умнее этой девчонки он был просто обязан.
Глеб быстро вышел из машины, подошел к багажнику и вынул из пластикового пакета одну из десятитысячных пачек. Сунул ее в карман и опять сел на водительское место. Катя с удивлением наблюдала за его маневром и даже несколько замедлила шаги. Когда она дошла до машины, он уже спокойно сидел и довольно улыбался.
Катя открыла дверцу и протянула Глебу триста рублей.
— Сядь! — приказал Глеб.
— Зачем?
— Сядь, я сказал.
Катя села в машину и с интересом, но и с опаской посмотрела на Глеба.
— Ты что, из милиции? Так я ведь ничего не сделала.
— Нет, я не из милиции и не из полиции нравов, — улыбнувшись своей шутке, ответил Глеб. — Ты говоришь, что уйдешь с улицы, если у тебя будет достаточно денег на институт. Так?
— Да, так. А что?
— Вот тебе десять тысяч. Этого достаточно, чтобы заплатить за все пять лет обучения. Но прежде поклянись мне, что ты действительно пойдешь учиться и потом будешь честным прокурором. — Сказав это, Глеб понял, что слова его звучат столь же высокопарно, сколь и наивно.
— А это не чеченские деньги? Настоящие? — вместо клятвы услышал он вопрос Кати.
— Настоящие.
— А вы не наркотиками торгуете?
Глеба уже в который раз поразила Катина реакция, ход ее мысли. Он понимал, что она действительно не возьмет его деньги, если они, с ее точки зрения, будут «грязными». Глеб хотел было пошутить в том смысле, что не из налоговой ли она полиции, но сдержался, понимая, что в душе этой девочки сейчас происходит что-то очень для нее важное. «Наверное, именно так она представляла себе посланника Божьего», — не без самоиронии подумал Глеб.
